— Ты такое слово слышал — «попперы»?
— Да, конечно. Попперы — это как раз было во времена и панков, и пацифистов, и нацистов. Было очень модным быть поппе-ром. Если хотите, я могу вам назвать течения, которые я знаю…
— Очень интересно. Давай.
— Ну, остаются фанаты у нас, хотя на стадионе и тихо, их много. Есть постоянные места, где они собираются. Панков я уже не считаю за течение… Нацистов, вы знаете, я тоже не вижу последнее время. Попперы. Сейчас припомню… Рокеры, были даже «Зеленые братья».
— А о коммунарских группах ты ничего не слышал?
— Нет. А… Ну еще пацифисты. Но они мало чем отличаются от хиппи.
— Но хиппи уже сегодня нет.
— Неправда. Их полно.
— Но все-таки есть разница между хиппи и пацифистами?
— Разница, в принципе, небольшая, так как хиппи сейчас ни за что не борются. Так, наркоманы. Притом моего возраста — это пацифисты. А хиппи — им уже далеко за 20, хайраты, как мы их называем. Что меня в них отталкивает? Эта их вера в то, что не надо мыться и надо жить в грязи. Дома из них никто не живет, живут по чердакам. Один хиппи недавно похвастался, что он уже 3 месяца не мылся. Я просто этого не понимаю.
— А музо-фанаты?
— Я тоже к ним сейчас отношусь, хотя и нигде не состою.
— Сейчас время «металлистов»?
— Всегда были фанаты тяжелого рока, и были течения, исключающие все остальное. Тяжелый рок — отдельное течение, которое я не люблю. Я не понимаю его, ни музыкальности, ни мелодичности. Одни вопли и визги.
— Алексей, каково твое отношение к ВЛКСМ?
— Если говорить честно… Я вступил в комсомол не потому, что я в душе весь комсомолец и без комсомола я жить не могу… Таких чувств у меня вообще не было… Я вступил только потому, что вступают все. Если я не вступлю, то меня будут разбирать там, сям. Один у нас не вступил, вы не представляете, что с ним только не делали. Зачем это надо? Чисто таких комсомольских чувств у меня, естественно, не было, вступил, чтобы не вызывать лишних подозрений к себе. К тому же, чтобы не пропасть в жизни, я собираюсь и в партию вступать. А без комсомола, сами понимаете… Что вы смеетесь?
— Ну ладно… А вообще, каковы твои оценки сегодняшней молодежи? Мира взрослых? Что тебе хочется от этого мира? Что, наоборот, вызывает негодование?
— Понимаете, в чем дело. По единицам нельзя судить о всех.
— Да, конечно.
— И то, что кто-то написал на стене «панк», не означает, что все панки такие. Меня больше всего поражает отношение старших к этому. Если они воспитывались в других условиях и вели себя по-другому — это не значит, что нынешняя молодежь, воспитавшаяся по-другому, должна вести себя точно так же, как и они. Что касается фанатизма, например. Так хорошо было, когда основали эти клубы болельщиков! У нас на стадионе «Динамо» были такие вещи. Мы заранее собирались, за час на трибунах. И вот перед матчем к нам подходят местные органы милиции, директор стадиона. С нами провели беседу. И все было хорошо. А потом резко назад. Я просто таких вещей не понимаю. Как так, не разобравшись…
— Скажи, а тебя не смущает процесс поглощения людей вещами? Что иногда уходит из жизни духовное начало.
— Это сложный вопрос… Мне кажется, это зависит не от молодежи. Какими мы видим старших, такими и мы становимся. Волей-неволей. Вы хоть чуть-чуть знаете, откуда пошли панки?
— Да, знаю.
— Молодежь там уходила из дома из-за непонимания родителями. А это и у нас бывает. По себе знаю. Когда тебя не понимают, хочется уйти куда-то. Не понимают самые родные, естественно, тебя влечет туда, где бы тебя всегда понимали, где ты был бы всегда своим. А то тебя дома не понимают, на стадионе не понимают, что еще остается делать? То есть мир взрослых становится для тебя какой-то полосой отчуждения. А это, я считаю, очень плохо.
— Скажи мне, как ты думаешь. Пройдет время, ты вырастешь. Будет ли какая-то польза от того, что ты был фанатом, потом панком, музо-фанатом и т. д. Останется от этого какой-нибудь след в жизни?
— А вы думаете, мы об этом будем судить?
— Но сейчас ты как думаешь?
— Я, допустим, своим детям ничего не буду запрещать. У меня есть брат двоюродный. Мать у него такая паникерша: вот он фанат, он общается незнамо с кем. А его отец говорит: «Света, это все детство, это пройдет». Эти слова ощутились на мне. Я один раз вышел из возраста, другой раз вышел из возраста… То есть, я вам скажу, такие вещи запрещать никогда не надо. Запрещать надо нацизм, когда подростки, не знаю, чего хотят, и из удовольствия кричат: «Гитлер наш папа». Атакие течения, как наши… Со временем это все равно пройдет. А что касается следа в жизни… Вы считаете конкретно для меня или вообще?
Читать дальше