Юрий Щекочихин - Армия жизни

Это мне сказали в школе.

А дома я застал только его маму. Отца у Коли нет.

«Он у меня домашний. Я говорю ему: „Ну ты хоть ребят к себе приведи или в гости сходи на день рождения…" Придет и, понимаете, ляжет на диван и может часов шесть, не вставая, слушать магнитофон… Сначала я думала, болеет. Сейчас привыкла… Джинсы — это ему брат двоюродный достал. Он моряк… Последнее время стал грубить… да кто из них в таком возрасте не грубит? Мотоцикл? Какой мотоцикл? Да кто же на нем ездить будет? Я, что ли?»

Ниточка жизни Коли, как я ее представляю: один у матери, которая его очень любит и делает все, чтобы ему всего хватило и не было никакой нужды; дом, его маленькая комната; сверстники мужали в уличных боях, образовывали свой круг общения, куда сам он прийти не сумел; здесь, во дворе, он не смог утвердить свое право на собственную неповторимую личность; в школе можно было завоевать уважение, хотя бы учителей, учебой — не получилось; силой? — какая уж там сила у домашнего мальчика, ни разу в жизни не игравшего в футбол. Последнее время он окружил свою жизнь некой тайной, и ребята это заметили, но снова поздно — к концу девятого класса, когда отношение друг к другу уже сформировалось. Оставалось последнее — письмо в газету.

Это — предположение, гипотеза, и как всякая гипотеза, относящаяся к области человеческих отношений и самого человека, она может оказаться ложной.

Но как бы там ни было, вот этот, почти анекдотический случай еще и еще раз показал, как нужно «что-то такое…» человеку: яркое, неожиданное, необыкновенное. И как выход в жизнь. И как уход от одиночества.

То, что в ясный и солнечный день, в двух шагах от городского Дворца пионеров, в кустах у реки не было совершено убийство, чистая случайность. Прошел бы кухонный нож несколькими сантиметрами левее и выше — быть беде. Траектория глупой железки спасла шестнадцатилетнего Александра Зыбина от гибели. Волей случая не стал убийцей шестнадцатилетний Андрей Хлыбов.

Об этом я думал, когда, стараясь не поскользнуться, пробирался от реки наверх, а потом, поднявшись, пересекал открытое пространство, отделявшее землю от асфальта. В февральском снеге растворились, как не были, те несколько августовских минут, после которых потерпевший Зыбин попал на 16 дней в больницу, а преступник Хлыбов — на 5 лет в колонию усиленного режима.

«Ну что? — спрашивал я сам себя. — Теперь понятно, что произошло здесь?»

Да, я пролистал кипу бумаг в уголовном деле, встретился с десятком людей, знал по минутам, кто где стоял, кто куда повернулся и кто в какую сторону побежал. Но, оказавшись на месте преступления, сейчас уже голом, заснеженном, я отчетливо понял, что, зная все, не понимаю главного. И поэтому мне не то что трудно — невозможно себе представить, чтобы так, среди бела дня, почти на виду…

Пытаюсь восстановить в памяти то, что знаю. Утром 28 августа потерпевший Зыбин попросил у матери деньги: недостающую до нужной суммы двадцатку. Сначала мать не дала, тогда он заплакал и сквозь слезы сказал, что у всех, кроме него, есть джинсы. Слезы помогли. Зыбин вылетел с деньгами на улицу. Несколько часов он провел в квартире Валерия Попова. Они то ли играли в карты (показания Попова на следствии), то ли смотрели телевизор (его же, более приглаженные, на суде). Потом вместе с Валерием вышли на улицу, пересекли двор. Был полдень.

Хлыбов с самого утра сидел дома: «необыкновенно возбужден, шутил, смеялся» (отец — суду). Время для встречи с Зыбиным — полдень — он назначил сам. Положил в карман брюк кухонный нож. Вышел во двор. У подъезда Зыбин протянул ему деньги, сказал, что иначе он их потеряет. Втроем они пересекли двор, мирно и даже весело разговаривая друг с другом. Так, дальше… Дошли до речки, повернули налево, вдоль берега. Потом… Потом и случилось то, что случилось…

«Зыбин сказал мне, чтобы я шел за джинсами и принес ему, а пока он будет купаться. Я пошел в кусты, чтобы найти место, где убить Зыбина. Нашел и вернулся за ним. Зыбин уже искупался и вышел из реки. Я сказал, что джинсы надо примерить. Я и Зыбин по тропинке пошли в кусты. Зыбин шел немного впереди меня, я его поддерживал, чтобы он не упал. Когда я дошел до места, где задумал его убить, я сказал ему: „Подожди". Зыбин повернулся вполоборота в мою сторону. Я достал из кармана брюк нож и ударил два раза… Он побежал. Я сделал за Зыбиным несколько шагов, но кусты кончились. Я повернулся и той же дорогой, какой пришел, вернулся обратно. Я пришел к матери на работу, все рассказал ей и отдал нож…»