Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

Тогда она из последних сил позвонила любимой и верной школьной, а потом студенческой подруге Наташе. Наташа была незамужняя женщина со взрослой дочерью, которая два года назад вышла замуж в Уруг- вай. Наташа ее родила на втором курсе то ли от соседа по лестничной клетке, то ли от девятиклассника, который приходил на кружок по лингвистике. Так и говорила, что не помнит.

– Тусик, – сказала Анна Николаевна. – Тусик, я умираю.

– Брось, – ответила Наташа. – А хочешь, приеду вечером? Винца привезу, а?

– Не в том дело, – простонала Анна Николаевна. – Послушай меня. Слушай меня внимательно. Когда я умру, не оставь моего Сашеньку… Прошу тебя. Умоляю.

– В смысле? – Наташа и в самом деле не поняла.

– Он такой хрупкий, такой беспомощный. Много денег, но никаких реальных навыков жизни. Он сопьется в одиночестве. Его охмурит какая-нибудь курва. Перепишет на себя квартиру и дачу и выкинет его из дому. А он пожилой! Тусик, умоляю тебя, когда я умру, ты выходи за него замуж… Вот сразу! Как сорок дней пройдет, переезжай… Даже как девять дней… Вообще не жди, сразу после похорон… Или даже до!

– С ума сошла!

– Ты-то хоть меня не предавай! – зарыдала Анна Николаевна. – Обещай мне!

Наташа поняла, что тут лучше не спорить.

– Да, Нюсик, – сказала она. – Хорошо. Обещаю. Даже вот прямо клянусь.

* * *

Закончив разговор, Наташа покрутила пальцем у виска, потом вытянулась на старом плюшевом диване; тренькнула пружина.

Она посмотрела в окно, где торчали трубы ТЭЦ и висели провода ЛЭП. Потом – на низкий потолок с незакрашенной протечкой от соседей. На мебель – белый икеевский стеллажик и бабушкин полированный трехстворчатый шкаф. Вспомнила дочь, которая никогда не приедет из этого Уругвая: «Да, понимаю тебя, девочка моя, от такой унылости хоть куда сбежишь, хоть с кем…» Подумала о подруге Нюсе, она же Анна Николаевна, о ее муже, архитекторе. Он был красивый, почти совсем седой, с косичкой как у Карла Лагерфельда. Наташа вспомнила – прямо будто глазами увидела – их квартиру в новом доме, в тихом переулке недалеко от Донского монастыря; она бывала у них не так уж редко, два-три раза в год самое маленькое; Нюсик и в самом деле любила Тусика, не зря же она сделала вот такое удивительное предложение… Да, у них было красиво, просторно, и вид из окна совсем другой: деревья и вдали – купола.

Потом раскинула руки, подняла ноги кверху. Сделала «березку», потом «велосипед». У нее почти совсем не было живота. Потом она сняла шерстяные носки. Поглядела на свои ноги, взяла телефон и позвонила в соседний салон красоты, записаться на педикюр.

Педикюрша была свободна в семь вечера.

* * *

Пока Наташа сидела, погрузив ноги в пластмассовую ванночку с горячей мыльной водой, и слушала по радио какие-то песенки, прикрыв глаза и ни о чем не думая, ни о чем, кроме того, что ей мягко и приятно стопам и пальцам, – пока она так сидела, Анна Николаевна встала с постели, поправила подушку и одеяло и пошла на кухню.

Нажала клавишу на электрическом чайнике. Достала из холодильника кусок сыра бри. Положила на кусок пумперникеля, предварительно разогрев его в микроволновке. Чайник вскипел. Она сунула в чашку пакетик «Моргентау», налила кипятку и подумала, что, может быть, у нее все болит вот от этого жранья деликатесов на ходу. Вот бы сварить овощной супчик, сделать бефстроганов с картофельным пюре… Но уже поздно учиться вести хозяйство как нормальная женщина. Тем более что Саша не любит всю эту домашность, это он ее приучил не обедать, а перекусывать.

Кстати, времени уже половина восьмого, где он?

Анна Николаевна поплелась в спальню за мобильником и только взяла его в руки, как он зазвенел и высветился портрет мужа.

– Саша! – сказала она жалобно. – Ну где же ты?

– Анна Николаевна, – сказала секретарша. – Вы только не волнуйтесь…

– Что?! – закричала она и заплакала.

Секретарша, давясь словами и сама чуть не плача, ей все объяснила.

Анна Николаевна вдруг почувствовала себя совершенно здоровой. Ей даже самой стало странно. Нет, нет, она была потрясена, поражена и раздавлена, она обливалась слезами горя и ужаса – но у нее ничего не болело и не было этого жуткого страха, что она вот сейчас умрет. От этого было еще страшнее.

* * *

В заднем кармане Наташиных джинсов зазвонил мобильник. Слегка извернувшись – педикюрша как раз обтачивала ей левую пятку, – Наташа вытащила телефон.

– Тусик! – услышала она рыдания Анны Николаевны. – Тусик, родненький, приезжай скорее! Он… Он умер!