Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

Но интеллект и душа – еще не все. В человеке есть еще и животное. Биология. Сердце, легкие, печень, почки, кишечник, половые органы. Лейкоциты, эритроциты и, главное, гормоны! Гормоны, и нет им закона! Все равно, какой у тебя острый интеллект, какая у тебя тонкая и нежная душа – у тебя все равно есть всё вот это. В полном наборе!

« Так что ты всё равно животное, животное! – думала Ника. – Животное! »

Но вот вопрос: нужно ли давить это животное в себе? Ведь есть же общества защиты животных. Есть даже законы о защите животных. Жестокое обращение с животными запрещается. Пнешь собачку или выкинешь попугайчика на мороз – тебя могут запросто привлечь! Оштрафовать. А если ты специально, долго, жестоко издеваешься над животным – могут даже арестовать и посадить! В особо жестоких случаях – от трех до пяти лет.

«А вот это постоянное, упорное, издевательское подавление животного в себе? – со смесью отваги и злости подумала Ника, теперь уже привольно и бесстыдно поглаживая свое тело, от горла до лобка и обратно. – Разве это не преступление перед собственным животным? Конечно! А как же иначе! Преступление, мучительство! Нет уж, все, хватит!»

Она сбросила одеяло и встала с постели.

Секунду подумала, накинуть ли халат. Нет. Незачем! Голая вышла из комнаты в темный коридор. Прислушалась. Шагнула вперед, в темноту.

* * *

Отворила дверь на кухню.

Включила свет. Быстро зажгла плиту. Плеснула на сковороду немного масла.

Повернулась и раскрыла холодильник. Вытащила большой непочатый батон докторской колбасы. Ловко взрезала оболочку, оттянула ее, обнажив розовый конец, – и, глотая слюну, на весу отхватила от него четыре кружка. Кинула на сковороду, подождала минуту и разбила туда два больших бежево-коричневых яйца.

Уругвай

любимая верная школьная

Последние два года Анна Николаевна чувствовала себя все хуже и хуже. То кашель, то живот, то голова, то поясница, головокружения, ночные страхи с пульсом под сто, а вот теперь начала болеть грудь. Загрудинные боли, как при стенокардии. Она ходила к врачам, делала обследования. Врачи говорили, что анализы неплохие, а всё это – от погоды или от нервов. Анна Николаевна поняла, что от нее скрывают правду. От этого ей стало еще хуже.

Она часто оставалась в постели на полдня, возвращаясь после завтрака под одеяло. Читала книгу, потом откладывала, начинала мять себе живот и груди, искала опухоль, прислушивалась к болям в разных местах еще совсем молодого тела и думала, как это несправедливо. Ведь она действительно была еще совсем молода, ей было всего сорок два года!

Особенно обидно было, что муж был ее на целых семнадцать лет старше! Ему только в будущем году исполнялось шестьдесят. Но он был очень подтянутый, крепкий, спортивный и дьявольски трудолюбивый. Он зарабатывал кучу денег в своем архитектурном бюро и принципиально не допускал жену до кухни и швабры. У них была приходящая помощница, два раза в неделю. А в другие дни он сам разогревал готовые супы и котлеты из дорогой кулинарии.

Кроме заказов по интернету, Анне Николаевне ничего не приходилось делать. Работала она в редакции полудохлого литературного журнала, ходила ту- да по четвергам с двух до шести – исключительно, как она сама выражалась, «проветрить мантильку». Журнал был бедный, и она официально отказалась от зарплаты – доходы мужа позволяли. Тем легче ей было пропускать эти четверги, когда она себя плохо чувствовала. А плохо себя чувствовала она уже полгода, наверное.

Она лежала в постели, поставив на колени ноутбук, вполглаза читала очередной бездарный роман, красила желтым самые вопиющие пассажи и думала о своем муже. Она любила его и жалела, что ему так не повезло. «Вот ведь, женился на молоденькой! И как налетел! Такая развалюха…» – с горькой иронией шептала она сама себе. Она точно знала, что скоро умрет. А после ее смерти в эту квартиру въедет какая-нибудь дрянь. Или еще хуже: муж запьет от тоски. Потому что он ее очень любил, сидел у нее в ногах, когда она хворала, поил ромашковым чаем, давал микстуру с ложечки. Она закатывала глаза и говорила: «Мне не дышится!», а он шептал: «Анечка, только не покинь меня, умоляю, я без тебя погибну…»

* * *

Однажды днем, когда мужа не было дома, Анна Николаевна почувствовала себя совсем плохо. Скорую вызывать не хотелось, потому что непонятно, что сказать. Голова? Сердце? Острый живот? Да нет же! Мне просто плохо! Я просто умираю! Но так говорить нельзя. Еще психовозку пришлют, ну их.