Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Фото Хелен у меня нет. Я роюсь в Интернете и нахожу всего три снимка. На одном она с сестрой и Джорджем перед недавно выстроенным домом; на втором – девочка с развевающимися на ветру волосами где-то в буше. На последнем фото она запечатлена за несколько лет до смерти, на каком-то благотворительном мероприятии. К тому времени она уже была величавой элегантной дамой: белоснежные волосы гладко зачесаны назад и собраны во французский узел; платье цвета морской волны чудесно оттеняет теплый оттенок кожи.

Не красавица, как ее сестра, но вполне себе симпатичная женщина. На снимке, где есть Джордж, он, широко улыбаясь, одной рукой обнимает Хелен, другой – Веронику, а они обе льнут к нему. Это вдруг напомнило мне нашу компанию – Дилана, Кит и меня, и я усилием воли изгоняю из головы этот образ.

Все трое – Хелен, Джордж и Вероника – были маори. Далеко не каждому дано наслаждаться богатством и славой, а среди маори состоятельные знаменитости в то время, наверно, и подавно были большой редкостью.

Хм. Я для себя отмечаю, что надо бы почитать больше материалов о звездном романе. Что о них говорили? Как оценивали Джорджа и Веронику?

А также о сестрах. Не исключено, что отношения между ними были не самые простые, уж я-то знаю, как это бывает. А вдруг Хелен была увлечена Джорджем или он – ею? (Если так, значит, Джордж – распутник: сначала изменил жене, потом стал обманывать любовницу). В моем понимании тот, кто предал один раз, предаст снова, не дорого возьмет. Мужчина, изменивший любимой женщине, по натуре своей не способен хранить верность.

Как мой отец.

Мне было восемь лет, когда я впервые догадалась, что мой отец завел интрижку с одной из официанток. Играя на берегу, я о камень поранила палец на ноге, и прибежала в «Эдем» за лейкопластырем. Отец в пустом баре обнимался и целовался с Иоландой – официанткой, что работала у нас по выходным. Они резко отпрянули друг от друга, когда я влетела в зал.

– Я поранила палец, – объяснила я, сердито глядя на них.

Отец велел Иоланде перевязать мне палец. Та, я видела, подчинилась неохотно. Помада на ее губах была размазана, вид она имела дурацкий, вот-вот расплачется.

– Маме не говори, ладно? – попросила Иоланда. – Мне нужна эта работа.

– Тогда не лезь к моему папе, – сказала я.

– Обещаю. Больше не повторится.

Назад я пошла через кухню. Отец там был один, и я ему заявила:

– Я все маме расскажу.

– Вот как? – Он наградил меня недобрым взглядом. – Это не твое дело, малышка. Ты ничего не понимаешь.

Обычно одного такого взгляда было достаточно, чтобы мы дали стрекача, но я сердито смотрела на него, злясь на себя за то, что из глаз моих потекли предательские слезы.

– Дурак ты, – ляпнула я и бегом помчалась из ресторана, не дожидаясь, пока он поймает меня и отшлепает за проявленное неуважение.

До того дня я обожала отца, готова была делать что угодно, лишь бы проводить с ним больше времени. После я почти всегда вычисляла, какая из женщин в данный момент его ублажает, а у него всегда кто-то был на стороне. Очередная грудастая красотка с пышными волосами и крупными зубами, как правило, моложе мамы лет на десять, хотя мама сама была на десять лет моложе отца. Я портила им жизнь миллионами разных способов. Сыпала соль в их бокалы с содовой; подкладывала сломанные чернильные ручки в таких местах, где они обязательно испачкаются; тырила из их сумочек, которые они оставляли в своих шкафчиках в глубине ресторана. Деньги не брала, если брала, то самую малость. Чаще это были такие вещи, как губная помада, гигиенические тампоны или – один раз – противозачаточные таблетки. В их смену я всегда что-нибудь специально разливала, рассыпала или вываливала. В общем, изощрялась в выдумках как могла.

Знал ли о моих выходках отец? Не могу сказать. Он и так относился ко мне критически, даже когда мне было всего одиннадцать-двенадцать лет. Ему все во мне не нравилось: мои наряды, волосы, школьные оценки. И чем старше я становилась, тем больше он меня критиковал. К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, мы с ним находились в состоянии войны. Я всячески старалась досадить и ему, и его любовницам, которых он использовал, одну за одной, и выбрасывал, как прохудившуюся обувь.

Знала ли обо всем этом Кит? Может, и нет. К десяти годам она с увлечением изучала режим погоды, морскую флору и фауну и занималась серфингом. Бог мой, как же она любила серфинг! И, к моему большому огорчению, каталась куда лучше меня. Я на доске смотрелась эффектнее – тонкие руки, длинные волосы, бикини (меня прозвали Сексуальной Малышкой), но как серфер Кит была искуснее. Волны и ветер читала как открытую книгу. Ей все советовали попробовать силы в соревнованиях по серфингу, но ее это не интересовало. Серфингом она занимается для собственного удовольствия, заявляла Кит.