Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

– Значит, где-то ты все же знаменит? – широко улыбаюсь я.

– Ну, может быть, немного. Мои песни знают в испаноязычных странах.

Его слова медленно оседают в моем сознании, но, как ни странно, нервничать меня не заставляют, а, напротив, гасят мое беспокойство. Если он звезда большой величины, значит, я для него – всего лишь развлечение, как и он для меня.

– Ладно, уговорил. В следующий раз послушаю не одну, а несколько твоих песен.

Пальцем он обводит мой пупок.

– Сегодня вечером придешь?

Я приподнимаюсь в постели, толкаю его на спину и, упираясь ладонями в его плечи, распластываюсь на нем, как глазурь на торте.

– Для этого мне надо купить более приличный наряд.

Лежа подо мной, он чуть раздвигает губы в едва заметной улыбке; его глаза сияют.

– Мне нравится твое красное платье.

Я чмокаю его в шею.

– Найду другое красное платье. – И начинаю целовать его по-настоящему, неторопливо, основательно, наслаждаясь сочностью его губ, ароматом его кожи. – Ты так здорово пахнешь, лучше, чем любой из мужчин, которых я когда-либо встречала.

– В самом деле?

Я зарываюсь лицом в его шею и глубоко вдыхаю.

– Как океан, роса и… что-то еще. – Что-то пряное. Я пытаюсь найти этому определение, но понять не могу. И вдруг мы меняемся местами. Теперь он распластан по мне, как глазировка на торте. Его руки в моих волосах.

– Это очень сексуально, – шепчет Хавьер. Он тычется носом в мою шею, вдыхает, щиплет ее губами. И мы, сами того не замечая, снова начинаем утолять страсть, медленно погружаясь в блаженство.

Спустя некоторое время мы завтракаем. Я сижу, завернувшись в простыню; на нем – трусы-шорты. Мы пьем кофе, заваренный во френч-прессе, и едим слоеные пирожные. Хавьер достал их откуда-то вместе с маленькими зелеными плодами, которые я поначалу приняла за лаймы.

– Фейхоа, – объясняет он, разрезая пополам один плод. Внутри я вижу семена в форме средневекового креста. Они окружены мякотью, по виду напоминающей киви. Вкус мучнисто-сладкий, как у груши.

– Вкусно.

Хавьер кивает, чайной ложкой выскребая из кожуры мякоть. Пальцем поглаживает скромную татуировку на внутренней стороне моей руки – русалочьи чешуйки с надписью младшая сестра по внешнему краю рисунка. У Джози такая же.

– Расскажи про свою сестру.

Я смотрю на гавань, где по воде скользит в сторону моря парусник – наполненный ветром белый треугольник на фоне синевы.

– Мне трудно про нее говорить.

Хавьер молчит, давая мне возможность самой решить, рассказывать или нет. Но после секса я расслаблена, расположена быть откровенной; волна страсти смыла с меня мой панцирь. Я набираю полные легкие воздуха.

– Она была… то есть… она на два года старше меня. В детстве я ее обожала. Мама с папой были… – я вздыхаю, – …не слишком зациклены на своих родительских обязанностях, и до появления Дилана обо мне заботилась Джози.

Хавьер подбадривает меня кивком.

Я отпиваю маленький глоток кофе, держа чашку обеими руками.

– Она была чудесным ребенком, честное слово. Послушанием не отличалась, но и дурных задатков не имела. Школу не любила, это да, но, насколько помню, больших глупостей не совершала. А потом… – Я пожимаю плечами.

– Что было потом?

– Она изменилась. Точно не скажу, когда именно, но у нее начались проблемы. Она украдкой отхлебывала спиртное из бокалов посетителей, главным образом, у мужчин, а когда мы подросли, стала красть пиво и прочее из бара.

Пальцы Хавьера переместились на мою лодыжку.

– А что же родители?

– По-моему, они даже не замечали. – Я потираю живот, ощущая в нем жжение, и выпрямляю спину. Удивительно, что мне до сих пор больно это вспоминать. – Они вечно ссорились, жутко скандалили – орали как бешеные, швыряли друг в друга что ни попадя. Они просто не обращали внимания на то, что происходит с Джози.

– А как же ты? Кто заботился о тебе?

– Дилан, – просто отвечаю я.

– Тот беглец. Он заменил тебе брата?

– Да.

– И это он читал тебе книгу «Чарли и шоколадная фабрика».

– Да, – улыбаюсь я. – И многое другое.

– Он присматривал за тобой и твоей сестрой?

– Да. Работал в ресторане, помогая отцу на кухне, но жил с нами. – Я кусаю губу, думая, как бы ему объяснить про Дилана. – У него были свои проблемы, но, честно говоря, даже не знаю, как бы мы обходились без него. Это он будил нас по утрам и отправлял в школу; это он следил за тем, чтобы нам покупали новую обувь, когда старая становилась мала. Он всегда проверял мою домашнюю работу, когда я возвращалась из школы, даже если ему нужно было бежать на свидание с какой-нибудь девчонкой, а девчонки у него всегда были. – Меня переполняет призрачное чувство, что владело мной в те далекие дни, когда я сидела в нашей комнате с Диланом и Джози, делавшей домашнее задание из-под палки, а также еще какой-нибудь девчонкой, с которой в тот момент встречался Дилан. – Он был очень красив, – улыбаюсь я. – Самый красивый юноша на всем белом свете.