Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

– Вы случайно не знаете, как ее зовут? – Официантка склоняет набок голову, и я с запозданием понимаю, как подозрительно это выглядит со стороны: у меня есть фотография женщины, которую я ищу, но имени ее я не знаю. – Мне она известна как Джози, но, думаю, теперь у нее другое имя.

– Хм-м. – Лицо ее становится непроницаемым, и у меня создается впечатление, что нынешнее имя Джози официантке известно, но мне она не говорит. – Боюсь, я не знаю.

– Что ж, ладно. – Подавляя в себе одновременно разочарование и облегчение, я сую телефон в карман. – Скажите, пожалуйста, в тот вечер, когда горел ночной клуб, здесь в округе имело место какое-нибудь событие? Торжество, концерт или еще что-то?

Губы ее белеют.

– Она пострадала на пожаре?

– Нет, нет. Простите. Мне просто интересно, что еще могло быть здесь в тот день.

Официантка переводит взгляд на Хавьера, и в ее глазах мелькает нечто такое, чему я не могу подобрать определения, – восхищение, узнавание, изумление. Она еще больше выпрямляет спину.

– Не припомню.

– Спасибо. – Я киваю Хавьеру. – Пойдем осматривать достопримечательности.

– Ты уверена? – Он притрагивается к моей спине, и мы уходим. Я вижу, как он кивает официантке.

Мы идем к центральному городскому причалу.

– Похож на ресторан твоего отца? – спрашивает Хавьер.

– В чем-то да. Там тоже в меню были канноли, свежая моцарелла, макароны с чернильными кальмарами. А самое главное… – я бросаю взгляд через плечо, – внешне он почти такой же. Думаю, сестре бы он понравился, если б она знала про него.

Хавьер кивает, но больше ни о чем не спрашивает. До пристани всего два квартала. Мы ныряем в относительную прохладу здания паромного терминала.

– Что ты хочешь посмотреть? – спрашивает он. Стоя бок о бок, мы изучаем список экскурсий.

Я безумно рада, что имею возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме сестры. Ни одно из названий мне ни о чем не говорит, и я пожимаю плечами.

– Понятия не имею.

– Тогда смотрим все?

– Почему бы и нет? – опрометчиво отвечаю я.

Хавьер платит за билеты, я покупаю нам у лоточника кофе в бумажных стаканчиках и два пирожка. Сев на белую скамейку в здании паромного терминала, я потягиваю кофе с молоком и жую слоеный пирожок с яблочной начинкой, а сама наблюдаю за Хавьером. Он аккуратно создает нечто вроде настольной диорамы: расстелил салфетку на скамейке, с одной стороны поставил кофе, в середину положил пирожок. После бассейна и прогулки я умираю с голоду. Мимо идут люди, о чем-то переговариваются; родители тащат за собой капризничающих детей. Туристы со всех концов света. На паром, следующий на вулканический остров, выстроилась очередь из пассажиров в добротном походном снаряжении. Судно покачивается на воде.

– Люблю паромы, – говорю я.

– Почему? – Хавьер дужкой цепляет очки за планку рубашки, с восхищением рассматривая слоистые края пирожка. Луч света, падая на него, отбрасывает удлиненную тень ресниц ему на щеки. Он с наслаждением кусает пирожок.

– Не знаю, – признаюсь я и, пытаясь найти объяснение, перечисляю образы, которые приходят на ум. – Лестницы. Аккуратные ряды стульев. Открытое пространство над головой в солнечные дни. – Я отпиваю кофе. – Вокруг вода. Мне это всегда нравилось. В семье мы всегда говорим, что не можем спать, если не слышим океана.

– Его шум умиротворяет, – соглашается Хавьер. – А я люблю паромы за то, что сядешь на них, и судно везет туда, куда тебе надо. Не нужно ни карту смотреть, ни за рулем мучиться. Книжку можно почитать.

– Я думала, все мужчины любят водить автомобили.

Он выразительно пожимает плечами, как бы говоря: «Не так уж, но что поделать?»

– В современной жизни это – необходимость, но удовольствие редко доставляет.

Я склоняю голову, пытаясь прикинуть, какой у него автомобиль.

– Ха. А я могла бы живо представить, как ты мчишься по извилистой дороге в кабриолете.

Уголок его рта поднимается в едва заметной улыбке.

– Романтично.

– Сексуально. – Я выдерживаю его взгляд. – Как в одном из фильмов шестидесятых, где герой разъезжает по побережью Монако.

– Боюсь, я тебя разочарую, – смеется Хавьер.

Я откидываюсь на спинку скамейки.

– Какая у тебя машина?

– «Вольво». – Прозрачный кристаллик сахара падает на его большой палец. – А у тебя? Или предлагаешь, чтобы я угадал?

– Ни за что не угадаешь.

– М-м. – Прищурившись, он подбирает кристаллики сахара с руки и кладет их в рот.

– Я не знаток американских автомобилей. Что-нибудь типа «мини»?