Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Вернулась мама. Бледная, как полотно.

– Никто не отвечает, – сообщила она.

Оставалось только ждать. И мы ждали. Мимо брели какие-то люди. Кто-то пытался проехать на машинах по развороченным улицам, по которым ехать было невозможно, потому что на дорогах волнами громоздились глыбы разломанного асфальта. Маленькие дети визжали во все горло. В нос бил запах дыма, от которого темнота становилась еще чернее. Наконец вой сирен возвестил о прибытии полицейских и медиков; они принялись осматривать раненых, которые валялись всюду, словно мусор.

Мы сидели прислонившись друг к другу. Я все думала, как же мы будем добираться домой.

Прошло несколько часов прежде, чем мне наконец-то обработали и зашили кровоточащую рану. К тому времени я уже осоловела от боли и ужаса и по сей день толком не помню, как мы добрались до «Эдема». Совершенно незнакомый человек подвез нас на джипе. Наш добрый самаритянин.

Свет не горел. На том месте, где стояли дом и ресторан, зияли чернота и пустота. После пережитых за день треволнений я никак не могла сообразить, что видят мои глаза.

А потом поняла. Сердце в груди заходило ходуном, дробясь на тысячи осколков. Я выскочила из машины и закричала что было мочи:

– Кит!

Она выбежала в свет фар. По ее грязному лицу струились слезы. Я обняла ее так крепко, что думала, голова сейчас отвалится от боли.

– Где отец? – спросила мама.

Кит покачала головой. Показала.

Берег бухты усеивали останки нашего дома и ресторана – груды обломков, столь же невразумительные, какой в считанные секунды стала мама. Она издала вопль, потом снова закричала и коленями рухнула на каменистую землю.

Мари заезжает за мной ровно в шесть. Выглядит она изможденной.

– Привет. Я кофе тебе привезла.

– О боже, запах обалденный.

– Я не знала, какой ты пьешь, поэтому сделала с молоком, и можешь еще сахар добавить, если хочешь. – Она показывает на толстую пачку пакетиков с сахаром в одном из чашкодержателей.

– Мне давно уже не восемь лет, – смеюсь я.

– Старые привычки не умирают.

– Кому как тебе не знать. – Сказала и лишь потом сообразила, что не слишком удачно пошутила. – Это я про сахар.

Мари бросает на меня взгляд и плавно встраивается в поток транспорта на дороге.

– Я поняла. Да, я ужасная сластена. Пробуй кофе.

Я отпиваю глоток. Она права: больше похоже на молочный коктейль.

– Слишком много молока, на мой вкус.

Какое-то время мы едем молча, потом я все-таки собираюсь с духом и спрашиваю:

– Ну как вы там вчера после нашего ухода?

Она качает головой. Отпивает глоток кофе.

– Саймон – человек гордый, воспитан в традициях старой школы: мужчина должен оставаться мужчиной, мужественным и сильным. – Она вздыхает. – Не знаю, чем это кончится.

Впервые мне хочется выразить сочувствие сестре, и я стискиваю ее плечо.

– Мне жаль, Джози, ведь это все и из-за меня. Прости.

– Твоей вины в том нет. Нисколько.

– Тем не менее. Мне жаль.

Она кивает, перестраивается на другую полосу.

– Я собиралась отвезти тебя в Раглан, но по прогнозам в Пихе классные волны для серфинга, и это не так уж далеко.

– С ума сойти, как теперь все просто, да?

– Да. Открыл сводки – и все, сам черт тебе не брат.

– Что? – смеюсь я.

– Сам черт тебе не брат, чувиха, – хохочет она. – Здесь все для людей.

– Теперь понимаю, почему тебе здесь так нравится. Потрясающая страна.

– Да. И я отсюда никуда не уеду.

Утро пасмурное, мы пробираемся по городу в плотном потоке транспорта. По радио звучит местная поп-музыка – современные хиты.

– С каких пор ты поп полюбила? – спрашиваю я. Раньше Джози была поклонницей хеви-металла, слушала группы 80–90-х «Ганз-энд-роузиз», «Перл джем», «Нирвана», несчастного Курта Кобейна.

Джози пожимает плечами. Такой, как сейчас, в ладу с самой собой, раньше она не была.

– От хеви-металла в голове сильно шумит, – просто отвечает она. – Я начинаю исчезать, а потом принимаю неверные решения.

Я киваю.

– А тебе что нравится?

– То же, что всегда. Легкая музыка.

– Типа фламенко? – хитро улыбается она.

Мне сразу вспоминается выступление Хавьера накануне вечером, как он играл, сросшись со своей гитарой, и от его исполнения каждый нерв светился в моем теле.

– В общем-то, да, хотя раньше я не знала, что люблю фламенко.

– Давно ты встречаешься с Хавьером?

– «Встречаешься» – это слишком громко сказано, – со смехом отвечаю я. – Мы только-только познакомились.