Дэвид Лодж - Думают…

Как любовник, Ральф сильно отличался от Мартина. Мартин большое внимание уделял прелюдии, а сам акт был довольно быстрым. С Мессенджером все было наоборот. Он предпочитал быстро входить в нее и любить долго, в разных позах, а когда наконец достигал оргазма, Хелен успевала уже несколько раз кончить. Своими мощными ручищами он с легкостью переворачивал Хелен, заставляя ее принимать то одну позу, то другую, как борец, выполняющий захваты. Иногда ей казалось, что под его напором она превращается в беспомощный, трепещущий комок ощущений, который стонет от наслаждения, молит о пощаде и, точно побежденный борец, шлепает ладонью по матрасу.

Но вчера побежденным оказался он сам. Он зашел к ней по пути с работы домой, прихватив с собой несколько книг по сознанию, чтобы иметь в руках алиби, если неожиданно кого-нибудь встретит. Он не мог остаться надолго — хотел успеть на ужин, который в тот раз готовила Эмили. Едва перешагнув порог, он стал тут же раздевать Хелен. Они поднялись в спальню, и вдруг оказалось, что у него ничего не получается. Он сразу же пал духом.

— Не волнуйся, — сказала она, — это психология. Не нужно было так спешить.

— Мы и раньше спешили, — ответил он.

— А может, ты в последнее время слишком злоупотребляешь? — шутливо осведомилась она. — Не многовато ли для пятидесятилетнего мужчины?

Он фыркнул:

— Ерунда, все из-за той курицы с чили в служебной столовой. Целый день несварение.

— Ты часто жалуешься на несварение, надо с этим что-то делать.

Хелен удивилась собственному тону — она говорила, как жена, и это открытие внезапно заставило ее замолчать. Но, кажется, он пропустил ее слова мимо ушей и сказал:

— Мне нужна только пара таблеток «ренни».

Он быстро оделся, поцеловал ее и ушел. Хелен решила принять ванну. Время от времени открывая пальцами ноги горячий кран, она спрашивала себя: «А не влюбилась ли я в Мессенджера?» Он привлек ее внимание с первой же встречи в гостиной у Ричмондов, но язык не поворачивался назвать это любовью в традиционном смысле (типа «жить без тебя не могу»). То же самое и с Ральфом: вряд ли он испытывал подлинное чувство, когда признался ей в «любви» в тот день, когда пришел помочь ей с электронной почтой. В первый раз она переспала с ним ради эксперимента. У нее голова шла кругом от встречи с Кэрри и Николасом Беком в Ледбери и последующих признаний Кэрри в Буртоне. В этом новом свете Хелен вдруг показалось, что ее отказ Мессенджеру был бессмысленным. Если у Кэрри роман с Николасом, то почему бы и ей самой не пофлиртовать с Мессенджером? Ситуацию упростил отъезд Кэрри в Калифорнию. Чем дольше отсутствовала Кэрри (ее отец понемногу поправлялся, и она ухаживала за ним), тем крепче становилась связь Хелен и Ральфа. Все эти три недели они старались использовать любую возможность для занятий любовью. Хелен удивлялась, что никто из ее знакомых, похоже, не подозревал. Неужели студенты не разглядели в ее поведении и словах отзвука пробужденного желания? Неужели никто из коллег Мессенджера не учуял исходящего от него аромата секса, когда он в очередной раз опаздывал на важные заседания? Разве никто не заметил, как часто они вдвоем исчезают из поля зрения в одно время. Получалось, что нет. Хелен подозревала, что лишь Сандра Пикеринг заметила в ней перемены. Иногда, приходя на урок после свидания с Ральфом, Хелен чувствовала, как Сандра украдкой внимательно изучает ее. Все остальные, казалось, были слишком заняты собственными личными или служебными проблемами, чтобы обращать внимание на поведение Хелен и Мессенджера и делать из этого соответствующие выводы.

А тут еще выборы, о которых ходило столько разговоров. В день выборов Хелен с Ральфом были у Гловеров на вечеринке, но почти не говорили друг с другом. Сразу после объявления результатов (победили лейбористы) они ушли порознь, договорившись встретиться у Хелен. На следующий день, когда знакомые спрашивали Хелен, что она думает о сенсационном поражении тори, она сконфуженно отвечала: «Не знаю, я рано легла спать», — надеясь, что румянец ее не выдаст.

В тот раз Ральф ушел домой рано утром, Хелен надела халат, заварила чай и около часа просидела перед телевизором. Она смотрела, как лейбористы празднуют победу на Южном берегу, приветствуя нового премьера-министра вместе с его супругой, и жалела, что не приняла участия в таком важном историческом событии. Она не голосовала и совершенно не следила за предвыборной гонкой по телевизору, полностью окунувшись в личную жизнь. Ее чувство вины усилилось, когда она увидела чету Блэров, окутанную аурой добродетельной супружеской любви. Мессенджер успел проголосовать (за либеральных демократов, в Челтнеме) и считал результаты выборов меньшим из возможных зол. Он глубоко презирал политиков и политику, считая их таким же проклятием для современности, каким раньше, по его мнению, была религия. «Только подумай, сколько горя принесла политика Центральной Европе, России, Китаю и Африке!» — часто вздыхал он. Хелен спросила, уж не анархист ли он, и оказалось, что он верит в старомодную идею преобразования мира с помощью науки. Политике как стремлению к власти он противопоставлял науку как стремление к знаниям и считал, что всевозможные формы псевдознания, начиная с богословия и кончая структурализмом, пытаются навязать людям ложную картину мира при помощи политики. После секса он говорил очень убедительно (а это была постоянная тема их разговоров).