Частенько мне казалось, будто все это происходит не со мной, а с кем-то другим. Это не могло случиться с нами, с нашей семьей, думал я. У нас был собственный уютный дом, была машина, мы оба работали, но главное – у нас с избытком хватало любви, которую мы готовы были дарить и ей. Что же случилось? Почему все пошло наперекосяк? В отчаянии я во всем винил себя: это я не так ее воспитал, не так учил, не сумел показать правильную дорогу в жизни. Теперь же все мои попытки что-то исправить оказались бесполезны. Реабилитационные центры, больницы, консультации специалистов – ничего из этого ей было не нужно, ни на что она не соглашалась.
Что я, собственно, хочу сказать… С Элинор никогда ничего нельзя было знать наверняка. Все пять лет, прошедшие с тех пор, как она бросила университет, мы понятия не имели, где она, что с ней, когда она приедет в следующий раз – и на сколько дней или часов. В промежутках между ее случайными визитами мы старались сохранять видимость нормальной жизни, предоставив Элинор делать все, что ей только взбредет в голову. Таким ведь был наш с тобой молчаливый уговор, правда?.. Она должна была рухнуть на каменистое дно, удариться посильнее, потому что, пока Элинор находилась в свободном падении, удержать ее не могло ничто. Ей нужна была встряска. Нужна была катастрофа, чтобы она наконец поняла, что так дальше продолжаться не может. И мы готовы были ждать, ждать столько, сколько потребуется.
Со временем я почти научился радоваться тому, что Элинор приезжает так редко. Я ненавидел себя за это, но ничего мог с собой поделать. Только увидев, как ты сидишь на скамье в коридоре и, наклонившись, ласково гладишь кончиками пальцев место на ковре, где она только что стояла, словно оно могло дать тебе больше тепла, чем твоя собственная дочь, я понимал или почти понимал, что́ со мной происходит. Мое сердце разрывалось пополам, и не было на свете средства, способного излечить эту рану, с каждым днем становившуюся все глубже.
Все это, разумеется, не может ни оправдать, ни объяснить того, в чем я собираюсь тебе признаться. Оправдать мой поступок не может, наверное, ничто, хотя я очень старался найти достаточно убедительные аргументы, причины, доводы. Чуть не с самого начала я пытался сказать тебе, что́ я сделал и что заставило меня замолчать, но…
Я сам убедил себя не спешить. Я твердил себе: тебе будет легче, если я тебя подготовлю, если не стану обрушивать на тебя это страшное знание в один прием. Но сейчас времени почти не осталось, и правды не избежать. Я и так слишком долго молчал, и это чуть не убило тебя. Нет, я не хотел причинить тебе зло, просто я… Мэгги?.. Мэгги, милая моя, ты меня слышишь?!..
Этот возглас вырвался у меня, когда рука Мэгги, которую я держал в своей, едва заметно дрогнула, а ее ноготь вонзился мне в ладонь. Его движение было очень коротким, но ошибиться было невозможно: на коже моей руки осталась крошечная вмятинка.
– Дейзи! Скорее сюда! – крикнул я, боясь упустить момент, которого так ждал. Слова́ признания – тяжкого признания, которые объясняли причины моего молчания, готовы были сорваться у меня с языка, и я просто не мог их не сказать. С другой стороны, я точно так же не мог позволить себе потерять Мэгги. И, протянув руку, я нажал тревожный звонок в изголовье ее кровати – один, два, три, четыре раза. Только бы он работал, думал я в смятении, только бы работал.
– Дейзи, на помощь! Скорее!
Я услышал ее раньше, чем увидел. Резиновые подошвы ее туфель зашлепали по линолеуму в коридоре, и каждый шаг звучал как щелканье бича.
– Тише, Фрэнк, я здесь. Что случилось?! – Дейзи взглянула сначала на Мэгги, и только потом – на меня, все еще склонявшегося над кнопкой звонка. Заметив, как сокращаются мышцы на руке Мэгги, она, не говоря лишнего слова, схватилась за пейджер. Вызвав подмогу, Дейзи принялась ощупывать шею, запястья, ступни Мэгги, и я вдруг почувствовал себя лишним, словно мои усилия ровным счетом ничего не значили.
Я всегда знал, что Мэгги обладает отличным чувством времени. Так получилось и сейчас… Мне нужно было – сколько? Еще минут пять, и я бы решился. Увы, я так и не успел перейти к главному, а теперь… У меня был шанс, но он выскользнул у меня из рук, стал слишком неопределенным, чтобы я мог надеяться в ближайшее время снова подойти к границе, которую готов был пересечь одним решительным броском. Не мог же я сказать Мэгги то, что собирался, в присутствии Дейзи, да и другие медсестры должны были вот-вот прибежать к ней на помощь.
Читать дальше