Это чистая правда, Мегс.
Вечером накануне отъезда домой мы решили поужинать в ресторане. Стоит ли говорить, что все, кто там был, мгновенно подпали под чары нашей Элинор? Нам даже предложили стол у дверей, где почти не дуло и можно было любоваться тем, как солнце опускается в океан. К концу ужина ты немного захмелела, выпив больше половины бутылки розового вина, и блаженно жмурилась, притоптывая под столом ногами в такт доносившейся с пляжа музыке.
– Пойдем, Фрэнк, – внезапно сказала ты и взяла меня за руку. – Потанцуй со мной.
Я бросил взгляд на Элинор, но она была так поглощена своей книжкой, что даже не подняла головы.
– Ты действительно хочешь… Ну ладно, только один танец, хорошо? – Я повернулся к дочери. – Элли…
Она посмотрела на меня, прижав пальчиком строчку в книге.
– Мы с мамой хотим потанцевать. Пойдешь с нами?
Элинор отрицательно покачала головой.
– Тогда посиди здесь, никуда не уходи, – сказала ты, но она уже снова уткнулась в книгу.
Импровизированная танцплощадка на пляже располагалась совсем недалеко, но танцующих на ней было куда больше, чем казалось из ресторана. Тем не менее зовущий ритм, вино и песок сделали свое дело: мы втиснулись в разгоряченную толпу, и я обнял тебя за талию. Примерно через три музыкальных номера мы решили, что на сегодня, пожалуй, хватит. Час был уже поздний, а завтра нам предстояло вставать очень рано, чтобы успеть на самолет.
Последние несколько ярдов до ресторана я нес тебя на закорках. Нам было очень весело, и мы покатывались со смеху, потому что я очень потешно мотал головой, пытаясь уберечься от песка, летевшего с твоих старых туфель, которые болтались прямо перед моим носом (прежде чем оседлать меня, ты сбросила их с ног и держала в руках).
Но вот мы вернулись к своему столику, и ты сползла с моей спины на пол, шаркнув босыми пятками по каменной плитке.
Книжка Элинор лежала на месте, но ее самой не было.
– Где же она? – растерянно спросила ты, роняя туфли.
– Не знаю. Может, в туалет пошла?
Посетители, сидевшие поблизости, оторвались от своих тарелок и повернулись в нашу сторону.
– Ты проверь туалет и расспроси персонал. Я буду здесь, может быть, кто-то видел, куда она пошла.
Ты убежала, а я попытался расспросить туристов, сидевших за столиком рядом и за столиком позади, но и те, и другие оказались немцами, и мне с моими зачаточными познаниями в этом языке так и не удалось ничего выяснить. Впрочем, в таких случаях страх бывает хорошим помощником, перед ним не устоит никакой языковой барьер. Должно быть, мой страх – или мое отчаяние – были слишком ясно написаны у меня лице, и эти приятные люди попытались успокоить меня, как могли, но тут примчалась ты.
– Ее нет в туалете! Официанты говорят – они думали, что Элинор с нами.
Во рту у меня мгновенно пересохло, язык не ворочался.
– Черт! Черт!! Что нам делать, Фрэнк?
Еще никогда я не видел тебя такой испуганной. Мне захотелось взять тебя на руки, прижать к себе, успокоить, может быть, даже укачать, как качают младенца, сказать, чтобы ты не волновалась и что все будет хорошо. Вот только ни я, ни ты не были в этом уверены, не так ли?..
– Она не могла уйти далеко, – проговорил я с трудом. – Давай для начала немного успокоимся и подумаем, как нам лучше поступить… Вот что, давай разделимся. Ты ступай к киоскам, расспроси продавцов, вдруг кто-нибудь ее видел, а я проверю берег.
И тут меня словно ударило. Берег. Вода. Элинор могла упасть в воду. Что, если она утонула?
– Часы у тебя с собой?
Ты кивнула.
– Значит, давай встретимся здесь через четверть часа. Если за это время ни ты, ни я ее не найдем, тогда… тогда будем звонить в полицию.
Мои последние слова прозвучали столь мрачно, что я снова почувствовал под ложечкой холодный, тяжелый камень. За всю свою жизнь я ни разу не обращался в полицию. Почти пятьдесят лет я жил мирной жизнью законопослушного гражданина, и вот теперь… Воображение тут же нарисовало мне фотографию Элинор на экране телевизора в одной из программ криминальных новостей, которые показывают совсем поздно, и сердце у меня дрогнуло, а в затылок словно вонзился раскаленный гвоздь.
Я обыскивал побережье со рвением, которое сразу бросается в глаза во всех репортажах, в которых речь идет об исчезновении ребенка. Торопливо продвигаясь все вперед и вперед, я, однако, не забывал обследовать пляж в поисках хоть каких-нибудь следов. Вот только в телерепортажах обычно показывают длинную цепь добровольцев с фонарями и собаками, а не обезумевшего от страха отца, который мечется от ложбинки к ложбинке, от валуна к валуну, сопровождаемый лишь горсткой туристов, которые никак не могут за ним угнаться. То и дело мне казалось, будто я вижу впереди рыжие кудряшки Элинор, но это было только мое воображение. Так часто бывает, когда желаешь чего-то столь страстно, что оно начинает тебе мерещиться, манить из-за каждого угла.
Читать дальше