— Господи! — Андрей Сергеевич поморщился. — Ты прямо как Лариса! Она тоже сразу про массу… Ну извини, извини.
Аня вспыхнула и резко выдохнула: безмолвный крик гнева. У них было принято не говорить о жене Андрея Михайловича; он тоже не расспрашивал Аню о ее бывшем муже и ничего о нем не знал. Был и сплыл.
— Прости меня. — Он встал с дивана, подошел к ней, нагнулся, обнял сзади, поцеловал в макушку. — Прости, я очень волнуюсь, сама понимаешь.
— Понимаю, — чуть суховато сказала она, но потом поймала его руку и прижала к щеке. Значит, простила.
— Да, так насчет массы. — Андрей Сергеевич выпрямился. — Масса хорошая, нотариус объяснил. Квартира на Масловке, в смысле, на Петровско-Разумовском. Огромная мастерская там же, в соседнем доме. Дача на Николиной Горе и еще домик под Рязанью. Картины, это главное. Его собственные прежде всего. Плюс Фальк, Осмеркин, Пименов, Крымов, Корин, Кончаловский и куча народу попроще. Наверное, еще вклады.
— Другие наследники есть? — спросила Аня.
— Какие-то мелкие. — Он снова сел на диван. — Сомнительные. Внуки незаконных детей. Эти так называемые дети давно перемерли, а вот внуки вроде бы есть. Но пусть еще докажут, что это были на самом деле его дети. Законных не было, точно.
— Слушай, — сказала она. — Я ничего не понимаю. Если ты его сын и он хочет видеть тебя наследником, почему он просто не написал завещание?
«Черт, — подумал Андрей Сергеевич. — Лариса задавала точно такие же вопросы. В той же последовательности. Как будто сговорились. Боже. Все женщины одинаковы… Да при чем тут женщины! Все люди одинаковы!»
Поэтому он ответил точно так же, как Ларисе:
— Да откуда я знаю? Как я могу влезть в голову почти столетнему старику?
— А как ты думаешь? Как предполагаешь?
«Господи! Слово в слово как Лариса!» — чуть не заплакал он.
— Не знаю! — почти выкрикнул он. — А ты? Ты сама что думаешь?
— Я думаю, — сказала Аня, — что тут примерно так. Понимаешь, если бы он оставил завещание, то вышло бы, как будто он тебе это навязал. Свое отцовство и твое сыновство. Ты мог взять и все признать. Здравствуй, папа! Или отказаться. Тоже поступок. Типа, «знать вас, дедушка, не желаю». А тут он хочет…
— Хотел, — зачем-то перебил Андрей Сергеевич.
— Ну да, да. Хотел, чтобы ты сам принял решение. Чтобы сам подал на наследство. Посудился бы с внуками. Что-то типа того. Чтоб ясно было, что это тебе нужно.
— Кому ясно? — усмехнулся Андрей Сергеевич. — Ему на том свете?
— Не злись. Мне тут все понятно, — сказала она. — Непонятно другое. Почему он сразу не объявился, когда твой папа умер? Почему твоя мама ничего не сказала?
— А вот это как раз отлично понятно мне, — вздохнул он. — Мальчишка, двенадцать лет. Умирает отец, любимый, единственный, вдобавок очень уважаемый. И вдруг по голове поленом: мальчик, это не твой папа. Твой папа — другой дядя. Но у другого дяди свои дела, и он не спешит быстренько жениться на твоей маме. Поэтому получается, что твой папа — мудак, твоя мама — шлюха и дрянь, а ты — ублюдок.
— Зачем ты ругаешься? — Она поморщилась.
— Затем, что я не знаю, что делать.
— Прости, — замялась Аня Бояркина, — но я тебя все-таки спрошу: а что Лариса Борисовна говорит?
— Ужасные вещи, — сказал он.
* * *
Лариса сказала, что думать тут не о чем. Только последний идиот может размышлять и сомневаться. Конечно, внуки Юркевича будут бодаться. Но ничего, мы их забодаем. ДНК надо сразу взять, его небыстро делают. Впрочем, у нас полгода сроку. Все мамины письма и дневники пословно прошерстить. Папины тоже, вдруг там какие-то упреки. Игра стоит свеч. Смотри, сколько там всего. Даже если внукам чего-то удастся отгрызть, даже если мы им по доброте душевной — эк! она уже говорила «мы»! — мы им что-нибудь отдадим, то все равно огромный капитал. Да за одну картинку Фалька или Пименова можно купить квартиру в Риге плюс домик в Юрмале. Вместе с вэ-эн-же. И горя не знать! Сашке с Маринкой по квартире. Вернее, Сашке квартиру купить, Маринке нашу отдать, а самим переехать на Петровско-Разумовский. Плохо тебе? Давай, нанимай адвоката.
— А если я у него не один такой? — возразил Андрей Сергеевич. — А если он таких писем разослал, не знаю, три? Или пять?
— Но ведь же не десять? — парировала Лариса. — А хоть бы и двадцать! Если там одних картин на десять миллионов баксов, судя по списку, то одна двадцатая — это полмиллиона. Причем долларов. Тоже не валяется. Нанимай адвоката. Действуй.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу