Денис Драгунский - Третье лицо

Он взмахнул руками и рванулся всем телом вверх, чтобы вдохнуть воздуха в последний раз, и тут услышал:

— Коля! Коля! Что с тобой?

Мария Тимофеевна, жена Николая Ильича, приподнялась на локте. Потормошила мужа. Ладонью попробовала его лоб.

— Коля! — повторила она. — Какая у тебя испарина. Я думала, жар.

Он открыл глаза.

— Сердце зашлось? — спросила она. — Накапаю валерианы.

— Приснилось что-то. Что-то приснилось, уже не помню…

— Все равно прими. — Она встала, через две минуты принесла рюмку и чашку воды запить. — Поспи еще. Пять часов утра.

— Светает, — сказал он. — Ветра нет.

— Ничего, ничего. Спи.

Наутро сидели, пили чай в гостиной.

Горничная принесла газеты.

— Черти! — сказал Николай Ильич. — Порт-Артур отрезали!

— Ах! — всплеснула руками Мария Тимофеевна. — Что ж теперь будет?

— Война, — ответил Николай Ильич.

— Война уж идет полгода как! — сказала Мария Тимофеевна.

Она была прогрессивная образованная женщина, социал-демократка по убеждениям. Коротко стриглась, курила и служила в банке.

— Знаю. Не в том дело. А дело в том, Маша, что я как раз еще вчера хотел тебе сказать. В Академии художеств есть командировка. На Японскую войну. Думаю, надо попроситься и поехать. Надоели, понимаешь, все эти портреты купчих Кривожопиных, прости меня…

Он кивнул на стеклянную дверь в соседнюю комнату, где на мольберте стоял неоконченный портрет полной дамы в атласном платье и алмазном колье.

Жена кивнула и откусила кусок хлеба с маслом.

— Напишу что-то интересное. Японские виды. Портреты военных. Генералов и простых солдат. Пленных — обязательно. Приеду — мне выставку устроят в Академии.

— Хочешь прославиться, как господин Верещагин?

— Господин Верещагин, бесспорно, столп и светоч, — сказал Николай Ильич. — Но мне покойный родитель говорил, что храм держится не только столпами и освещается не только паникадилами. Храм поддерживает всякий кирпич в стене, и всякая малая свечечка освещает икону… Верещагин погиб героем, царствие ему небесное.

Жена хмыкнула. Она была очень сильно неверующая и гордилась, что ее муж прервал поповское родословие и стал живописцем. На всякий случай спросила:

— Что это вдруг церковные сравнения?

— Не в том дело, Маша. Ты мне вот что скажи. Почему быть средним доктором в больнице или, к примеру, средним бухгалтером в банке — это хорошо? А средним художником — стыдно? — спросил Николай Ильич, сглотнув шарик обиды, который заныл у него в груди.

— Ерунда! — строго сказала она. — Средний живописец, который честно служит обществу, столь же полезен, как доктор или бухгалтер! И в мильон раз полезнее, чем художник-декадент!

Странное дело: Мария Тимофеевна вроде бы поддержала его, но ему почему-то стало неуютно, неприятно, холодно как-то. Уж больно она умная, убежденная и прогрессивная.

Нет! Надо ехать в Японию. Попроситься в свиту к Линевичу или Каульбарсу. Или к самому Куропаткину. Запечатлеть победу русской армии. Стать вторым Верещагиным. А может, чем черт не шутит, первым! Чтобы Верещагина называли «вторым Благосветловым».

А потом, когда мы одержим победу, когда вся Япония будет наша, остаться там навсегда. Жениться на какой-нибудь японской куколке. Говорят, это поразительные женщины. Во всех отношениях. И в постели, и в семье. Молчат, улыбаются и кланяются. «О мой повелитель!»

Привезешь такой куколке коробку шоколада, она улыбнется и поклонится тебе в ножки. Снимет с тебя башмаки. Разденет. Вымоет в деревянном тазу. Вытрет полотенцем. А потом отведет в спальню и такое устроит, что весь Париж вообразить не сможет.

Вот где счастье-то!

В Японию, в Японию, в Порт-Артур, в Мукден!

искусство интерпретации и оценки

Представим себе две книги одинакового литературного качества.

Одна начинается так:

«В шесть утра позвонили от Маленкова, передали приказ: испытания, черт бы их драл, надо провести на месяц раньше. Легко им, однако, распоряжаться! Ну ладно. Самолет через полтора часа».

Вторая:

«В шесть утра позвонил Дрюня из пятой квартиры. У них с Серым трубы горят, а всё вчера вылакали, и денег нет ни копья. Что я им, нанялся? Ладно, сбегаю к Тоньке из магазина на Стрелочной».

Теперь посмотрим на биографии авторов.

Первый:

Окончил мехмат МГУ, был взят в лабораторию № 2 Первого управления. В 1949 году был арестован, но потом восстановлен на работе. Участвовал в испытаниях супербомб в начале 1950-х. Общался с Харитоном и Сахаровым, Хрущевым и Брежневым. Книгу написал в возрасте семидесяти двух лет.