Денис Драгунский - Третье лицо

— А Бог и Аллах — это разные люди? Ой, в смысле, боги?

— Нет, — сказал он. — Бог един. Аллах — это Бог по- арабски. А Бог — это Аллах по-русски. Сама ведь все знаешь. Студентка! Зачем зря болтать?

— Возьми меня в Россию, — попросила она. — Я правда в тебя влюбилась. Здесь такая тоска, я здесь умираю. И вдруг ты. Давай прямо сейчас уедем в Россию?

— Погоди, ты в меня влюбилась или здесь тоска? — зло спросил он. — Что главнее?

— Я хорошая, — сказала она. — А буду еще лучше. Жена — неважно. Она даже не заметит.

— Бред, — отрезал он. — Забудь. Всё, спим.

— Извини, — проговорила она.

— Да пожалуйста. Спокойной ночи.

Утром он проснулся от звона разбитого стекла. Вскочил. В окно кидали камнями. Номер был в третьем этаже, поэтому камни долетали не все. Она тоже вскочила, закуталась в одеяло, встала сбоку окна.

— Всё, — сказала она. — Выследили.

— Кто?

— Отец и сестры. И двоюродные братья. С ружьями. Видишь?

— Звони в полицию.

— Не канает. Там все схвачено.

— Ну и что это будет? — У него дрожали губы, но он пытался справиться с собой. — Что теперь?

— Не знаю. Плохо будет. Надо было ночью убегать. Я же говорила.

— Сука ты! — вдруг заорал он. — Все подстроила? А ну иди сюда! Раз все равно так, я тебя сейчас отдеру! Перед смертью, сука!

Опрокинул ее на кровать, навалился сверху. Снова зазвенело стекло, небольшой камень влетел в комнату и попал ему в плечо. Он выматерился, схватил ее в охапку, потащил в прихожую, силком поставил на колени спиной к себе, лицом к вешалке. Она сунула руку в свою сумочку, которая стояла под вешалкой, на полке для туфель. Достала нож и снизу ударила его в пах — и случайно попала в бедренную артерию. Он упал на пол, заливаясь кровью, дергаясь и предсмертно скуля.

Она перешагнула через него, подобрала одеяло, завернулась до подбородка, открыла окно. Люди, стоявшие внизу, замолчали, опустили руки и ружья.

Она забралась на подоконник, выпростала правую руку, помахала им и шагнула туда, в прохладный утренний воздух.

Ангелы небесные подхватили ее и понесли на небо.

Что она там делала, никто не знает, но через сорок дней ангелы небесные на крылах своих отнесли ее в Россию, в тот город, где он жил.

Там она окончила педагогический институт, теперь работает в школе и по церковным праздникам ходит на кладбище, где его могила.

Иногда встречает там его жену, но ничего ей не говорит.

и с места они не сойдут

Один наш поэт приехал в Лондон, буквально на два дня, прочитать лекцию. На самом-то деле — свои стихи, но принимающая сторона оформила это именно как лекцию о современной русской поэзии. Но все знали, что это будут именно стихи, и все прошло очень хорошо, включая неформальное общение с читателями в недорогом итальянском кафе. Потому что настоящие лондонские пабы были полны народу, и туда никак нельзя было набиться большой компанией, да еще спокойно поговорить.

Но не в том дело.

Наутро, когда поэт, с больной головой после вчерашнего, сидел в кресле и уговаривал себя начать наконец складывать чемодан, в дверь постучали. Поэт слегка растерялся и не ответил. Через несколько секунд раздался щелчок дверного замка.

Дверь открылась. На пороге стояла худенькая темноволосая женщина. Индианка, скорее всего. В левой руке у нее был большой пластиковый пакет с мусором. В правой — что-то вроде швабры.

— Sorry! — Она увидела поэта в халате.

— After twelve, please! — сказал поэт и объяснил: — I check out at twelve o’clock .

— Sorry, sorry, sorry! — Она шагнула назад и собралась было закрыть дверь.

— One moment! — вдруг крикнул он. — Stay for a moment!

— Yes, sir?

Голова трещит, сил нет и двигаться неохота, подумал поэт. Почему бы не попросить ее собрать чемодан? За десять фунтов. Разве плохо? Просто показывать ей, что брать из шкафа. Белье, рубашки, добавочные брюки, парадные ботинки завернуть в пакет и уложить, ну и прочую мелочь — зубную щетку и расческу пихнуть в несессер, а несессер — в чемодан. Пять минут побыть этаким киплинговским сахибом. Сидишь себе в кресле, кутаясь в махровый халат, а безмолвная индийская красавица складывает твое белье. Благодать. Умели жить, черти…

Но в эту самую секунду поэт представил себе, как сегодня вечером жена начнет заботливо разбирать его чемодан и вдруг резко выпрямится, картинно и гневно тыча пальцем в его белье:

— А это что?!