Клара Паркс - Заклинательница пряжи [Как я связала свою судьбу] [litres]

Хуже этого может быть только финал, приоткрывающий новые нити сюжета, смутные очертания фигуры, грозящей кулаком и кричащей «Ты за это поплатишься!», прежде чем исчезнуть в кустах. Рекламировать продолжение к худшему из худшего – это уж чересчур. А хороший детектив? Такой грустно заканчивать, вам хочется устремиться к следующему приключению. И однажды натолкнувшись на дизайнера и модели, которые вам нравятся, вы не успокоитесь, пока не свяжете их все. Вы черпаете удовлетворение и вдохновение от творческого процесса. Можно провести целое лето, пытаясь разгадать их схемы.

У каждого есть своя тетя Джуди. Может, ее зовут совсем не так, но у всех нас есть особо обожаемая тетя, это вовсе не то, что родители, – она любит нас безусловной любовью, а ее дом – это лучшее место на земле. Ну вы же наверняка узнали тетю Джуди, о которой я говорю. А вашу как зовут?

Мою действительно зовут тетя Джуди. Она – старшая сестра моего отца, живет в Мичигане с дядей Россом, в желтом, окруженном верандой со всех сторон, доме, а стоит он посреди сада, даже более заросшего и волшебного, чем в детской книге Фрэнсис Ходжсон Бернетт [105] Фрэнсис Элиза Ходжсон Бернетт (англ. Frances Eliza Hodgson Burnett; 24 ноября 1849, Манчестер, Англия – 29 октября 1924, Нью-Йорк, США) – английская писательница и драматург, автор книги «Таинственный сад». .

Раньше мы часто ездили к тете Джуди в гости. У меня она ассоциируется со смехом, играми в бассейне, мороженым, беготней по траве босиком. Рядом с тетей Джуди всегда было спокойно, только чистое, ничем не омраченное, детское счастье – даже когда ее сенбернар Тоби влюбился в мою маму, и его пришлось запереть в подвале.

Тетя Джуди работала учительницей в школе, но каждую свободную минутку проводила в саду. Ее родители были заядлыми садоводами, и дочь разделила их страсть ко всему зеленому. Она методично засаживала свой двор в строгом соответствии с планом, который для нее нарисовал ее отец. После его смерти тетя и моя бабушка отправились путешествовать по миру, посещая самые разные сады. Джуди – опытный садовод, настоящий мастер своего дела, и может назвать почти каждое растение на латыни – и не снисходительно, мол «смотри-как-я-знаю-латынь», а скорее как ребенок, протягивающий другу свои любимые игрушки.

Мои братья вечно где-то пропадали с ее сыном, Роджером, у них были свои «мальчишечьи» дела. Я же обожала ее дочь, Кэти, чуть постарше меня. В ней я обрела настоящую подругу, ту самую, с которой можно засиживаться допоздна, тихонько секретничая по ночам в темноте. А в тот год, когда Кэти сделала ремонт в своей комнате – совершенно черный ковер, серебристые обои и такие же серебристые жалюзи, мне просто крышу снесло. Но из-за развода родителей наши поездки в гости стали не столь частыми, а вскоре разница в возрасте между нами окончательно рассеяла чары. Кэти начала работать летом, а затем переехала в собственную квартиру. Мы бывали у нее в гостях, но теперь все уже было иначе, совсем не так, как раньше.

Когда мне исполнилось двадцать, я не так уж часто виделась с тетей и двоюродной сестрой. И, конечно же, не делилась с ними большинством из захватывающих потрясений своей жизни. Мы отправляли друг другу открытки на Рождество и общались на общие темы, но когда мы с Клэр переезжали через всю страну в Мэн, мы решили совершить паломничество и в дом тети Джуди. Она встретила нас с распростертыми объятиями.

Я всегда думала, что мою вязальную родословную можно проследить только по маминой линии вплоть до моей бабули, но теперь узнала, что моя «другая» бабуля – мама тети Джуди, она настаивала, чтобы ее называли не иначе как «бабушка», – тоже умела вязать.

Она была скрипачкой, а ее муж – композитором и дирижером. Они познакомились в Истменской школе музыки, в той же самой, где спустя тридцать лет познакомились мои родители. Когда они только поженились, мой дедушка работал на радио, подбирал музыку для радиопередачи «Буффало Билл», а моя бабушка играла на скрипке в филармоническом оркестре Буффало. Это было начало 1930-х годов, когда женщины почти не работали вне дома и, конечно же, не выступали в оркестрах. Бабушка была одной из немногих дам, которые это делали, так она и служила тридцать семь лет первой скрипкой в симфоническом оркестре Батл-Крик.

Но вернемся снова в Буффало. Иногда во время репетиций дирижер зацикливался на одной из частей концерта, и в результате некоторые музыканты сидели без дела. Моя бабушка не тратила время зря, она доставала крошечный свитер, который вязала, скорее всего, для моей тети, и провязывала тихонечко несколько рядов. Но дирижер заметил. Он посмотрел сначала на нее, потом на вязание и смотрел до тех пор, пока она наконец не убрала его прочь. После репетиции дирижер подошел к ней. «Миссис Паркс, – произнес он с сильным венгерским акцентом, – чем это вы там сейчас занимались?»