Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Собака внезапно остановилась и почти сразу поплелась обратно той же дорогой. Интересно, что заставило ее поступить так? И что она вообще ищет?.. Может быть, спросить у нее, мелькнула у репортера нелепая мысль, а вслед за ней еще более нелепая: а что, если отправиться в гости к этой поклоннице литературы? И он вытащил из кармана адрес, который ему дал Кюльванд, и даже слегка удивился, когда обнаружил, что стоит пройти всего несколько домов и он окажется у нее. О том, что уже далеко за полночь и он может потревожить покой хозяев, репортер подумал только, когда уже поднимался по лестнице.

— Похоже, что придется возвращаться, — пробормотал он грустно, однако уходить не спешил, уселся на ступеньках и закурил. Он ненавидел всякие отели, общежития, там никогда не было покоя, постоянно приходилось считаться с другими, вечно какая-то суета, лица, голоса, и ему вдруг захотелось оказаться сейчас у своего старого друга, в доме на опушке леса, там, где он мог бы бродить при свете луны и слушать тишину. Но друг несколько месяцев тому назад умер, а он даже на похороны не смог поехать, потому что в тот день должна была состояться запись передачи… Смешно, с горечью думал он, я хочу быть один и в то же самое время хочу говорить с кем-нибудь о том, что хочу быть один. Странное существо человек, он может быть одновременно и хорошим и плохим, красивым и безобразным, печальным и веселым, отвратительным и удивительным.

Ему стало бесконечно жаль себя, словно он пережил тяжкую потерю; он уронил голову на колени и долго сидел неподвижно, затушив в пальцах сигарету, в сердце горечь, которую он не умел и, видимо, не мог заглушить.

Затем репортер услышал стук входной двери, шаги на лестнице, он поднял голову и увидел, что какая-то женщина с опаской и даже с каким-то подозрением разглядывает его.

— Товарищ Пальм, а вы что здесь делаете! — неожиданно прозвучал удивленный возглас.

— Сижу, — ответил репортер, достал из кармана спички и снова закурил.

Женщина поднялась наверх и остановилась перед ним.

— Забавно, нет, в самом деле, что вы здесь делаете? — хихикнула женщина.

— Я собирался в гости к Хилле Сиймер, — ответил репортер; ему лень было что-то придумать или соврать.

— Так что же вы тогда не идете? — снова хихикнула женщина.

— Видите ли, во-первых, потому, что час уже поздний, а во-вторых, я не думаю, чтобы ее супруг и дети были в восторге от этого ночного визита.

— Но Хилле Сиймер не замужем и у нее нет детей, — игриво произнесла женщина, — к тому же она только сейчас вернулась с банкета.

— А вы откуда знаете, что она только что вернулась?

— Знаю, потому что я и есть Хилле Сиймер, к которой вы собирались в гости. — И женщина прямо-таки зашлась от смеха. — Пойдемте же, — сказала она, перестав смеяться, и протянула руку, словно ждала, что репортер ухватится за нее.

— Не знаю, удобно ли, — пробормотал репортер, однако встал и вошел в дверь квартиры номер 23.

Повесив пальто на вешалку, репортер, словно стараясь оправдать свое вторжение, сказал:

— Кюльванд дал мне ваш адрес и сказал, что вы хотите побеседовать со мной, хотя то, что я заявился среди ночи… — Он подыскивал слова, чтобы чем-то обосновать свой приход, однако нужные слова не приходили на ум. Неожиданно лицо женщины стало серьезным, она внимательно посмотрела на репортера, и тот увидел, что пришел в гости к хорошенькой, небольшого роста темноволосой женщине лет тридцати в платье цвета лососины, облегающем ее безупречную фигуру. — Могу я попросить стаканчик воды? — спросил репортер, чтобы прервать молчание.

— Когда я увидела вас на лестнице, я подумала, что вы и есть тот самый насильник, и ужасно испугалась, — сказала Хилле, доставая из кухонного шкафчика стакан. — Невероятно жуткая история! Шофер рассказал… Сегодня ночью на улице Карья изнасиловали женщину. Прямо посреди улицы, у нее было отрезано одно ухо и все тело в ножевых ранах. Бог ты мой, теперь страшно по вечерам из дому выходить.

Вот как, подумал репортер, взял из рук женщины стакан воды, и его взгляд скользнул по желтым в цветочек обоям, по блестящим белым кухонным шкафчикам и остановился на пустых бутылках с пестрыми иностранными этикетками, стоявших на полке между шкафчиками. Довольно-таки странная кухонная утварь, другое дело, если б бутылки были полными, он бы охотно выпил вместо стакана воды стаканчик вина.

— Что хотите — чай или кофе? — прощебетала Хилле и, не ожидая ответа, положила на стол пачку «Pauligin tuotteet ovat laatutavaraa», которая лежала посреди кухонного стола со столешницей под мрамор и улыбалась Таавету сверкающей рекламной улыбкой девушки в национальной финской одежде.