Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

— Сосед, любо-дорого послушать тебя, — смеялся Гульдан и добродушно хлопал приятеля по плечу. — Жаль только, в твоих речах ни складу, ни ладу. Не смыслишь ты в этих делах, — вертел головой мастер. — Чепуху мелешь.

— Я мелю чепуху? — обижался гость. — Венгры тысячу лет шпыняли меня, чтоб не сказать хуже! Целых тысячу лет!

Мастер с улыбкой: — Да что ты? Тысячу лет мытарили?

— Конечно. И отца моего. Что тут смешного? Мой отец всю жизнь отдувался за свои взгляды.

— А мне Батя [3] Батя — создатель обувного концерна в буржуазной Чехословакии. задал жару, — роптал социал-демократ.

Первый же молол свое: — Прежде не было столько словаков. Нынче любой выдает себя за словака. Прежде была их только горстка. А остальные где были? Скажите!

Мастер, повернувшись к социал-демократу: — Сосед! Мы где были?

— Где были? В Вене. Там я учился на башмачника.

А как-то старословак заявил, что один субчик переписалвсех правоверных, допереворотных [4] То есть до образования в 1918 г. буржуазной Чехословацкой республики. словаков, и получилась отличная книжица…

Вот это ловко! Возьмите книжицу — и, пожалуйста, в ней целый народ. Можете народ засунуть в карман.

А нашлись и такие, что целый народ уместили на одной-двух книжных страницах.

Выходит — как в той шутке, — всего-навсего было двое словаков: «Токмо я да Флориш» [5] Намек на то положение Словакии в системе венгерского государства, когда в парламенте было всего лишь два словацких депутата (до 1918 г.). .

Карчимарчик сказал мастеру: — Слышь, Гульдан, жениться бы твоим сыновьям.

— Вот и женись, и ты ведь холостой.

— Я не о том. Не обо мне речь. Им надо жениться, иначе упекут их на фронт.

— Пускай женятся. Я им не помеха.

Конечно, всем троим его сыновьям было в самую пору жениться. Мастер понимал это и сам не раз о том говорил. Одного лишь боялся: чтобы, женившись, не разбрелись они в разные стороны и не очутились далеко от дому — тогда конец их совместной работе. Он был убежден: распадись их плотничья артель и возьми он других подмастерьев, те вряд ли заменят ему сыновей.

Все открылось мастеру случайно. Однажды, когда они плотничали, Гульдану понадобилось укрепить на кровле какой-то столбик, а для этого нужна была стальная полоска. Он хотел было послать за ней кого-нибудь из ребят, но потом сам подошел к лестнице, спустился вниз и с минуту рылся среди всяких болтов, хомутиков, полосок и тяг. К лестнице подошел и Якуб, но не спустился с нее, а направился по мауэрлату к угловому выступу — там Ондро прибивал затяжки. Якуб огляделся и, нагнувшись к брату, что-то шепнул ему на ухо.

Дул слабый ветер, и мастеру вдруг почудилось, будто ветерок что-то донес до него. Ничего такого определенного, но мастер озадачился. О чем они могут шептаться? Он метнул на них взгляд и снова нагнулся к деревянному ящику, хотя оттуда достал уже все, что требовалось. Навострил слух. Ветерок все еще доносил что-то, но теперь уже совсем ничего нельзя было разобрать.

Чуть погодя мастер снова поднялся на кровлю, думал спросить сыновей, о чем это они толковали, но по тому, как Якуб отскочил от Ондро и как тот углубился в работу, понял, что правды ему не дознаться.

Случилось самое худшее. И кругом виноват был инженер Лацика. Однажды пришел он к мастеру и сказал: — Гульдан, у меня для тебя работа.

— А где? Близко?

— Близко. За Трнавой.

— Где за Трнавой? Может, в Нитре? В Нитру или во Фраштак я не пойду.

— Не бойся. Работа что надо. Школу будем строить.

Деревня — карту снова в сторону! — называлась Плавеч. Ехали туда сперва поездом, потом еще изрядно топали пешком.

Имро уже дорогой скис — Тата, — говорил он отцу, — зачем туда тащиться? Неужто дома работы мало?

— Ладно, Имришко. Коль подрядились, как-нибудь выдюжим.

Хорошее было село. Хорошие дворы и дома, в садах много цветов и зелени. Перед каждым домом — липа или орех. Других деревьев, пожалуй, и не было. От двора можно было сбегать в загуменье, где у каждого вдосталь водилось овощей и бобовых, особенно если учесть, что кое-кто захаживал и на соседское. В загуменье встречалась слива, там-сям абрикос или яблоня, но нам ли дело сейчас до деревьев?!

Посреди села корчма — чисто хоромина, такой, поди, ни в Братиславе, ни в Трнаве не устыдишься.

А школа, что и говорить, обхохочешься, держите меня, не то упаду! Детишки, правда, были понятливые, уж так рвались к знаниям, как только дети и могут к знаниям тянуться и рваться.