Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

Пожалуй, этого хватит. О солдатах мы знаем уже достаточно. Черт подери, и как мы до них добрались? Начали говорить о Гульданах, и вдруг вон аж где. Теперь вы хотя бы видите, что получается, когда у писателя никудышная закваска. Она только лепится, тянется; от нее только все пальцы замараны. А я уж было испугался, что от маршалпасты или от гусаржира. Знаете, что такое гусаржир?! Да?! Ну вот, именно это я и имел в виду. А я-то испугался, что мне придется объяснять, что такое гусаржирный бурлеск. Ведь его, этого самого бурлеска, иной раз во как человеку недостает. Бывает, вы раздумываете: что это со мной?! И вдруг осеняет: бог мой, да ведь мне бурлеска недостает. Идете в театр, а в антракте актер подходит к занавесу, чуточку его отодвигает, выглядывает в зрительный зал и хохочет, хохочет, того и гляди за живот схватится: оказывается, настоящий-то бурлеск сидит в зрительном зале. Досадуя, вы идете домой. На следующий день вы еще больше не в духе. И актер не в духе, но, как только выходит из дому, снова хохочет: опять, мол, встретил бурлеск! Весь день хохочет. А вечером говорит себе: всюду весело, только у нас в театре с этим бурлеском что-то не ладится. И вы дома скажете: чихал я на все! И на бурлеск. Ведь мне и без него хорошо.

Только как быть, если в горле что-то застряло? То подымается, то опускается, а то ни туда ни сюда, ни взад ни вперед, знай себе перекатывается. Пробую откашляться — не помогает. Пробую еще раз — опять не помогает. А пробую в десятый раз — даже смешно делается. Рассмеюсь — и вдруг как выскочит! Так это и впрямь смех? Я смеюсь, ругаюсь, чертыхаюсь, кашляю, а у меня все еще полно горло. Что делать? Как быть? Если что-то долго-предолго торчит в горле, начинаешь злиться. Позлишься, позлишься, а потом скажешь себе: ну чего злиться? У меня оно в горле, а может, и в легких и в желудке. Скребет, ну и пусть скребет. Надо выдержать. Стою у окна, смотрю на дорогу, по которой ходят люди, иной раз улыбаюсь, но осторожно, чтобы горло попусту не раздражать. Потом опять сажусь: пишу, пишу, пишу и осторожно улыбаюсь.

А вот и колокольня! Видите ее? Правда, она еще не готова, но при желании можно увидеть ее. Вон на ней уже и кровля высится, ее еще ставят, но она уже видна. Видна издали, издали видны и Гульданы.

Ловкие ребята! Смелый народ!

Вся конструкция кровли прочно крепится в кладке башни, крепится на достаточную глубину, поскольку башня, известно, открыта ветрам, бурям, ураганам и грозам, но всегда должна стоять крепко-накрепко: чтоб ни износу, ни перекосу. Полицы лежат на пяте башни на системе обвязочных, соединительных и поперечных балок, все стропильные ноги оседланы мауэрлатом, он своим чередом крепится переводинами, положенными по диагонали. Вверху стропила упираются в шпиль, который поддерживает четверка распорок, а распорки пазами входят в обвязочные брусы. Шпиль проходит через два верхних яруса, а к нему прикреплен стальной трос, разветвляющийся внизу, и каждое его плечо привинчено сверху к угольному стропилу; концы стальных плеч продолжены и выгнуты крюками, которые при ремонте могут служить для навешивания лестниц и веревок. Внутреннее пространство башни должно быть свободным и открытым для доступа по лестницам снизу вверх, так как иной раз требуется заглянуть и наверх; кто не боится сквозняка, несомненно, когда-нибудь сюда и поднимется, если не для чего-то особенного, то хотя бы из любопытства. О, мне-то известно, люди боятся не колокольни, а сквозняка, боятся смотрового окна. Ау! Вы меня видите? А я вас вижу. Ведь смотровое окно для того и сделано, чтобы в колокольне было достаточно светло и сквозило — сквозняк ослабляет напор ветра. Ау, дурачок! Ну, чего ты так боишься смотрового окна?

Но глядите, глядите! Опять что-то происходит. Плотники прекратили работу, решили посоветоваться — пришло время навесить самый большой колокол, а с ним всегда бывают затруднения. Первое возникло еще два года назад, когда кто-то в приходе обронил: — Пан священник, а мне кажется, что большой колокол у нас маловат.

Причетника даже подбросило: — Как так маловат? Это же самый большой.

— Самый большой! Для кого самый большой, а по мне, так маленький. Хотите не хотите, а это не самый большой колокол.

— Пан священник, — вмешался в разговор синдик, — думается, наш большой колокол и не велик и не мал. В самом деле, это не самый большой, а всего лишь средний. А вы что на это скажете?

Священник подумал и решил, что синдик прав. Он вкрадчиво посмотрел на причетника и сказал: — Пан причетник, а ведь это правда. Наш большой колокол должен быть чуть больше.