Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

Что касается той материи и всех прочих вещей, которые ты хочешь спрятать, дорогая моя Агнешка, это я одобряю, но надо тебе потом непременно упомнить, что у тебя где, чтобы ненароком у тебя чего не пропало. И Вильму об этом предупреди. Если случайно чего замуруете в печь, не позабудьте потом то место затереть краской, чтоб незаметно было.

Дорогая моя, так ты уже входишь в тело? Представляю тебя и просто не нарадуюсь. Ты мне, ясное дело, понравишься. Только чтоб вы все были здоровые, это самое главное. Ребята играют в джокер и все время меня поддевают, что я никак не могу оторваться от письма, интересуются, чего уж я могу столько отписывать. Они вечно кого-нибудь задирают. Но, однако ж, письмо главней, чем их карты. Я тоже люблю в картишки сыграть, но мужний долг важное, и я свой долг перед своей семейкой должен и хочу выполнить. Что мое, то мое, и оно мне дорого-предорого. Агнешка, мои доченьки Зузанка и Катаринка — цветы жизни моей, — я радуюсь на них и хочу, чтобы мы их хорошо воспитали и о них заботились. Ах, Агнешка моя, почему свалилась на нас эта ужасная война или же и мы в чем виноваты? Почему человек не может пребывать у семейного очага, возле родных деток и любимой женушки под одной родительской крышей?

Кончаю это письмо и желаю вам, чтобы я нашел вас в полном здравии. Затем я вас хотя бы заглазно горячо целую и обнимаю, любимая моя Агнешка, дорогие мои детоньки, и вспоминаю вас тихой ежевечерней молитвой. Шлю всем поклон.

Почта работает. А на мосту, да, там, на мосту, все еще стоит солдат, всякий раз другой, но все равно один и тот же. И я, когда хочу, с ним разговариваю.

Одному я дал сметанную лепешку.

Для другого пошел купил рожков.

А один, ох, как же он заморочил меня! Разговаривал он со мной почти по-словацки. — Ну как, Пепик, тебе не холодно?

— Меня зовут Рудо, — поправляю его.

— Рудо? Прости, пожалуйста, — извиняется. — А чего ты ждешь?

— Имришко.

— Имришко? Safra! [56] Черт возьми! (чешск.) Я тоже. Не знаешь, что с ним?

— Не знаю. — Я недоверчиво оглядываю его. Немец все же не мог бы так со мной разговаривать! Шутит он со мной, что ли? Или хочет у меня что-то выведать? Уж не Имришко ли это случайно, может, он притворяется, хочет малость надо мной посмеяться, хочет меня испытать, не хочет, чтоб я узнал его? Нет, это не он.

— А ты его знаешь? — спрашиваю. — Знаешь Имришко?

— Как же не знать?! — смеется солдат. — Я же видел его. Ну ясное дело!

— А где?

— В России.

— В России? Так он же не был в России.

— Safra! А где же это было? Я со всего этого сбрендил. А ты меня совсем с толку сбил. Где же это могло быть?

— А ты был в России?

— Ясное дело!

— Правда? А нашего Биденко там случайно не видел?

— Чудак человек, так я же с ним там разговаривал! Он партизан, да?!

— Нет, он погиб. В России. Убили его.

— Safra! Как же так? Видишь, я ведь не знал этого. А где?

— Там и убили.

— Herr gott! [57] Бог мой (искаж. нем.) . Так это он был? Ну ясное дело! Погоди, где я его напоследок видел? Под Ростовом, это уж факт! Стою у реки, пялюсь как идиот. Русские орут на меня из окна, и вдруг по Дону на плоту твой братан. Чуть было про это не забыл. Herr gott, так они его отделали, да?! Меня тоже хотели. А мама теперь плачет, да?

— Бывает.

— Ясное дело! А отец коммунист, да?

— Не знаю.

— Ну точно, коммунист. И оружие дома, а? Мне-то можешь сказать.

— Не знаю. А ты не немец?

— Я из Либерца [58] Город в Чехии. . Знаешь, где это?

— Нет.

— Ну, это… я-то знаю, где. Но все равно я на это кладу. Меня они тоже хотели отделать. Сразу же, в самом начале. Сказали мне про эту штуку, — он хлопнул по автомату, — что это ружье, а это прямо пушка! Safra, если начну отбиваться, так у тебя и задницы не останется! Не вздумай трепаться! Так я знал твоего братана, выходит! Если на меня капнешь, ей-ей, себя в обиду не дам — от твоей задницы один пшик останется. Ясно?

— Ясно.

— Ни хрена не ясно. Но все равно держи язык за зубами. Они бы и тебя отделали. Всех бы отделали. Наши. Ясно? Ведь меня тоже хотели отделать! Теперь-то кого ждешь?

— Имришко.

— Это твоего братана так звали?

— Нет, это мой сосед.

— Ага! А молиться умеешь?

— Умею.

— Наверняка он коммунист. И дома у него пушка, да? Ну для верности помолись за меня! Хочешь немецкую монету?

Я усмехнулся.

Солдат опустил руку в карман и вытащил целую пригоршню мелочи. Я прочитал, что было написано на монетах: — Böhmen und Mähren [59] Богемия и Моравия (нем.) . .