Кто-то около прожектора ворчит, что я демаскирую их. Я тихо ругаюсь в ответ и иду дальше. Меня вдруг охватывает нечто вроде гордости при мысли, что на шоссе я единственный движущийся предмет, который противник может заметить. Итальянский прожектор заливает меня светом. Я перехожу на тропинку, чтобы сократить получасовую ходьбу по извивам шоссе: оно к тому же ярко освещено, потому что в этот час итальянцы обычно пытаются обнаружить там нашу офицерскую полевую кухню.
На тропинке тихо и спокойно. Где-то вдалеке пролетает шрапнель, видимо адресованная нашему прожектору. Но вот случайно луч прожектора падает и сюда. Я инстинктивно останавливаюсь. Вокруг меня белый, блестящий снег. Не надо слишком дразнить итальянцев.
Я гляжу на слепящее меня искусственное солнце Корбина, — кажется, что оно близко, в двух шагах, — и рассеяно пощипываю бородку. Прожектор опять оборачивается к Кастелетто и шарит там, поджидая, пока вспыхнет наш… Я не боюсь, но мне становится как-то легче, когда через пять минут я уже сижу в своей землянке. Я устал, дорога была утомительная. Завтра я собирался писать об эволюции клетки, но придется подольше поспать.
16.II, Hilfsplatz [129] лазарет (нем.) .
в Ла-Коста.
Наши солдаты, очевидно, до сих пор не осмотрелись здесь, не разглядели местности, где мы торчим уже пятый месяц. Иначе они не стали бы воевать за этот паршивый клочок земли.
Да я и сам до сих пор не особенно заглядывался на окружающий пейзаж. Уродливые известковые громады, разрезанные ущельями, расселинами и долинами, голые черно-серые склоны с ярко-желтыми пятнами и трещинами от гранат — неважный вид! На этом паршивом известняке не растет ничего путного, лишь кое-где редкие рощицы, жалкие кустики или хилая, невзрачная трава.
Ничто здесь не привлекает взгляда, в этой природе вообще ничего хорошего нет. Как не пожаловаться на нее любителю красивых пейзажей, флоры и фауны! Я люблю, когда вокруг много живых существ, а тут какое-то проклятое место. Есть несколько измученных лошадей — tragtier’ов [130] вьючных животных (нем.) .
, несколько привозных собак, масса мышей и вшей, кое-какие пернатые хищники, местами валяются пустые раковины улиток. Вот и вся местная фауна. Селения пустеют с каждым днем, но даже от этого здешние места не кажутся мне более мрачными. Я смотрю на них равнодушно.
Мы срезаем виноградные лозы и топим ими печки. Наши блиндажи, ходы сообщения и колючая проволока тоже отнюдь не украшают этот «рай».
«Kennst du das Land, wo die Orangen blühen» [131] «Ты знаешь край лимонных рощ в цвету…» (нем.) — Из «Миньоны» Гете, перевод Б. Пастернака.
… И это Италия! Странно!
Ой! Брр! Как грянули два орудийных выстрела! Я уже было отвык от них, а тут, в лазарете, батарея над самым ухом. Слушая их, быстро забудешь, что ты в прелестной долине Астико, где цветут апельсины.
16.II, Hilfsplatz в Ла-Коста.
Я решил ежедневно заносить на звездную карту движение планеты, которую уже давно наблюдаю. Сейчас она стоит в созвездии Тельца. По ее орбите можно будет потом установить, что это за планета.
(На обороте — чертеж звездного неба.)
Ла-Коста, 17.II.
Удивляюсь, насколько я безразличен к тому, что случится через три дня. 20-го итальянцы будут атаковать нас. Нам об этом известно заранее, вот уже две недели. Мы в свою очередь предпримем контратаку, чтобы выбить итальянцев из Педескалы. До сих пор я даже не вспоминал об этом, точно у нас атаки каждый день.
Завтра меня, наверное, опять вызовут в окопы.
Единственная неприятная мысль, которая у меня возникает при воспоминании об атаке, это та, что все мои книжки, несколько пар белья, отличные сигареты и кое-какая наличность в случае моей смерти достанутся какому-нибудь стервозному офицеру. Заранее его ненавижу! А этот дневник, конечно, будут строжайше просматривать в цензуре. Здесь есть кое-что и о начальстве. Прочтите, господа, что здесь написано. Пишу о вас: вы — ничтожества и кретины. Обратите внимание!
Я уже представляю себе, как все это произойдет 22-го числа. Мой уважаемый шеф и соотечественник, господин доктор, укрывшись в блиндаже и вздрагивая при каждом залпе, хладнокровно пошлет меня наверх, «забрать вон того молодца»… Неизвестно, кто в этот момент будет чувствовать себя хуже: «тот молодец» или я…
В списках погибших мою фамилию обязательно переврут. И лягу я костьми в этой «прекрасной» стране. Впрочем, сегодня мне это глубоко безразлично…
Hilfsplatz, 20.II.
Недолго я пробыл на позиции, и вот опять в лазарете! Ей-богу, человек никогда не знает, где и как он может отдать богу душу! Вот что произошло. Землянку, где я жил прежде, привели в порядок, и я снова переселился туда. Но там не оказалось печки, только труба в потолке, через которую дует и каплет. Я велел санитару украсть где-нибудь древесного угля и соорудить жаровню. Тлеющие уголья в дырявом итальянском шлеме отлично греют, хотя как-то противно дымятся. Мне этот способ отопления незнаком, до сих пор я топил дровами.
Читать дальше