Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

— Слабо тебе понравиться ей, а уж жениться на ней — никогда!

— Запросто, — ответил я, не отдавая себе отчета.

Так мой отец своими вопросами привлек мое внимание к девушке. Я стал оказывать ей знаки внимания, которые были взаимными. Мы поженились через три года (1968). А несколькими месяцами позже папа обратит мое внимание на загадочную науку «генетику», с которой у меня тоже начнется серьезный роман. Эти два романа и составили основу моей семейной и профессиональной жизни. Спасибо папе и Судьбе!

1965 год. Наконец я получил диплом фельдшера, он оказался «красным», то есть с отличием. Выпускной бал был праздничным. Мне еще не было 18 лет! Надежды легко брали верх над неизвестностью, а юношеский оптимизм — над реальностью. Шампанское и танцы, веселье и ночное гулянье до утра. Мы с Галей прогуляли эту ночь в большом городском парке, встретили рассвет и проводили раннюю юность. Через пару дней мы надолго разъехались, договорившись не терять друг друга. Меня ждали вступительные экзамены в медицинский институт. Гале надо было ехать на работу акушеркой в какой-то район Хабаровского края. Жизнь набирала обороты!

25 февраля 1956 года, когда мне не было девяти лет, Н. С. Хрущев сделал доклад с разоблачением преступлений И. Сталина. Точнее, это были только обвинения, суда и приговора не было. Это политическое землетрясение я не помню. Однако в стране стали происходить перемены, которые вслед за Ильей Эренбургом назовут «оттепелью».

Когда мне было 14 лет, в 1961 году, состоялся ХХ съезд КПСС, который мне запомнился тем, что у бабушки стал временно жить ее сын — мой дядя Миша Брен [28] Брен Михаил Аронович заведовал отделом в обкоме КПСС ЕАО, с 1984 года был заведующим отделом социального обеспечения облисполкома. После ухода на пенсию в 1988 году он работал помощником председателя облисполкома, а с 1998 года — исполнительным директором Фонда социальной поддержки населения ЕАО. Вслед за детьми уехал в Израиль, где и скончался после тяжелой болезни. . Дядя окончил педагогический институт и был партийным работником. Он целыми днями слушал по радио доклады съезда, внимательно читал газеты, конспектируя что-то. Спали мы вместе на одном большом диване. Я не понимал, как все эти длинные речи могут быть интересными. Тоска, и только!

Съезд принял программу построения коммунизма, что мне тоже было малоинтересно. Запомнился хлесткий лозунг: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» А ночью труп Сталина убрали из Мавзолея и захоронили в Кремлевской стене. В Мавзолее до сих пор остается труп Ленина, или то, что от него осталось. Грешен вельми был дедушка, вот и не вознесся на небеса. Затем поднялась волна переименований улиц и городов, расстреляли восстание рабочих в Новочеркасске (1962). Огромная страна не могла прокормиться, хотя пропаганда все активнее «тарахтела» о коммунизме. К середине 1960-х некоторая часть советской интеллигенции уже была охвачена «инакомыслием». Приятное ощущение некоторой свободы вскоре испарилось. «Голос Америки» и «Свобода» сообщали, что пятого декабря 1965 года на Пушкинской площади в Москве состоялся митинг в поддержку арестованных писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского . В преддверии этой акции распространялись листовки с призывом выйти на площадь и требовать гласного суда над литераторами. Автором гражданского обращения был диссидент Александр Есенин-Вольпин , сын Сергея Есенина. Все эти события никак не укладывались в моей голове, где еще была вполне благостная картина «самого передового строя с самым прогрессивным народом». В этот период отец стал более открытым, больше рассказывал о пережитом, о реабилитации репрессированных людей, о реформах Хрущева, говоря при этом: « Все равно у него ничего не выйдет. Экономика социализма не может работать без принуждения, в ней нет внутренней пружины для развития ». Папа оказался прав. Шестидесятые годы мне запомнились публикацией стихов С. Есенина, О. Мандельштама, А. Ахматовой, Е. Евтушенко и М. Цветаевой, рассказов И. Бабеля и М. Зощенко, романа Д. Гранина «Иду на грозу» и других книг. Полюбившиеся стихи я стал записывать в тетрадку. Другим «маркером» времени стали записи песен А. Галича, Б. Окуджавы, В. Высоцкого, Ю. Кима и других бардов.

Однако в эти годы ключевыми словами в моей жизни были «учеба», «самостоятельность» и «друзья». Я был еще слишком молод, и оттепель не оставила в моей памяти такой серьезный след, как у тех, кто причислял себя к «шестидесятникам» или к «детям XX съезда». Из магазинов исчез белый хлеб, подходило к концу правление Н. С. Хрущева. Он устраивал позорные разносы творческой интеллигенции и непристойно бранился. Власть закупала зерно, вместо того чтобы не дать своим гражданам умирать от голода. Бывало, я стоял в очереди за хлебом. Когда 14 октября 1964 года Н. С. Хрущева сняли с работы, он заметил, что возможность сместить лидера без крови и есть главное достижение его жизни. « Единственное, что он сделал хорошего, — освободил и реабилитировал сотни тысяч политзаключенных », — сказал отец. О теории коммунизма и ее реализации в стране я стал размышлять всерьез только пять лет спустя (см. «Инакомыслие»).