Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

2 октября. Летим в Хабаровск и Биробиджан прощаться с родственниками. Расстаемся навсегда?! В это трудно поверить. В душе холодок, отгоняю тревожные мысли. Уровень неопределенности в стране зашкаливает, реформы малопонятны.

Летим с женой и Игорем, а Эдик остался дома. Никто не знает, увидимся ли мы когда-нибудь. Мама, Соня и ее семья, а также люди, с которыми я когда-то работал, смотрели на нас как на пришельцев. Типичный диалог при встречах с нашими знакомыми начинался одинаково:

— Это правда?

— Да, правда.

— Молодцы, как я вам завидую. Пишите, как устроитесь.

Типичная шутка того времени: « Не знаю, о чем вы тут говорите, но ехать надо ».

С моим племянником Виталиком, студентом Владивостокского университета, мы вместе ехали на поезде из Биробиджана в Хабаровск. Он подозрительно живо интересовался многими деталями нашей эмиграции. Как Виталик рассказал будучи в Израиле, эта поездка перевернула все в его душе, он «заболел Израилем», бросил университет, уговорил мою маму поехать вместе в страну праотцов. Вскоре мы их встречали в Иерусалиме, а Израилем он «болеет» до сих пор, вот уже почти 30 лет!

Эдик впервые проявил свои незаурядные коммерческие дарования. За неделю нашего отсутствия он продал почти все содержимое квартиры, даже холодильник. Наш дом был пуст! На кухне мы нашли пачку размороженных пельменей.

17 октября 1989 года. Сегодня я закончил работу в кооперативе «Рефлекс». А залогом успеха в построении личной карьеры было членство в КПСС. Однако это не про меня — главным врачом больницы я стал и был беспартийным. Членом партии я был никаким, в работе организации не участвовал, на собраниях не выступал. Партбилет я выбросил в урну на крыльце райкома партии, которая ничего не потеряла при этом. Мне рассказывали, что через год эта урна стала быстро наполняться партбилетами.

Собрав книги, архив, фотографии, коньки (!) и другие пожитки, мы погрузили все в контейнер и отправили прямиком на ленинградскую таможню. Наступила пора прощаний. За восемь лет жизни в Томске я полюбил этот город и многих людей, с кем мне пришлось работать, встречаться и общаться. Большинство из коллег нас поздравляли. Профессор Е. Д. Красик предостерегал: «Михаил Самуилович, ты делаешь роковую ошибку в своей жизни!» В силу своей советской ментальности, опыта артиллериста, врача, коммуниста, профессора-ментора и т. д. Е. Д. Красик с большим трудом понимал происходящее в стране в последние годы. Наши личные отношения в течение 16 лет, начиная с 1973 года, имели взлеты и падения, а после подачи моей докторской к защите в 1986 году стали, к сожалению, напряженными. Однако это не умаляет ни его достоинств, ни достижений.

18 октября 1989 года. Прощальная вечеринка у нас дома с моими сотрудниками-друзьями: Сережа Карась, Борис Лещинский, Костя Языков и Женя с Леной Гуткевичи. Было тяжело, трогательно и очень обидно, что нам приходилось расставаться . Квартиру в Томске сдали властям, машину и дачу продали. Деньги пойдут на билеты, отправку багажа, а все, что останется, раздадим родственникам и друзьям. Обменивают только $450.

24 октября. Летим в Ленинград, будем жить там до вылета в Израиль. Кася сняла нам трехкомнатную квартиру в Ленинграде. Прощай, Дальний Восток и Сибирь! Приключения только начинаются! Мое настроение упало на бумагу такими чуть патетическими строчками:

В Ленинграде я купил в метро маленький самоучитель иврита, полистал его и ничего не понял. В тот же день Галина, случайно оказавшись возле мебельного магазина, купила польский мебельный гарнитур. Когда его привезли, он заполнил всю квартиру. Свободного времени было много. Мы покупали какую-то одежду себе и детям, которую потом в Израиле и не носили. Магазины были почти пустыми, многие продукты продавали по талонам. Город не утратил своей красоты, хотя люди выглядели хмурыми и злыми. Когда пришло время выкупать авиабилеты, мы оказались без денег. Нет, деньги у нас были, но не наличные, а на аккредитиве, куда я их положил перед отъездом из Томска. Уверенно зайдя в сберкассу, я подал аккредитив к оплате.

— Ваш паспорт, — попросила безликая кассирша, глядя сквозь меня.

— Паспорта уже нет, вот моя выездная виза с фотографией.

— Нужен паспорт, — повторила она, быстро утратив ко мне интерес.