Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Я тревожно спал той ночью, а утром рано улетел домой в Томск. В аэропорту меня встречал Эдик на машине. Ему было 19 лет, выглядел он спортивно, головка хорошая, мозгов не занимать, да и целеустремленным характером был похож на меня. Короче, на него можно было положиться. По дороге домой я рассказал ему про «сионистскую» операцию. Эдику все это очень понравилось, глазки у него загорелись. Тогда мы договорились не разглашать пока ничего дома: Игорь был еще мал, а Галя была весьма эмоциональной женщиной. Не стоило волновать их преждевременно.

Спустя полгода, 30 мая 1989 года, я с ужасом нашел в почтовом ящике большой конверт с красной сургучной печатью. Это был вызов от наших любимых родственников из Израиля, о которых мы и не подозревали. И чтобы они были нам здоровы! Оказывается, они нас давно ждут. Сработало!

Читателю понятно, что никаких родственников у нас в Израиле не было. Это понимали и советские власти, но таковы были «правила игры». Скрывать уже было нельзя. Мы с Эдиком «раскололись». Рассказали дома, что едем жить в Израиль. Игорь радостно засуетился, а Галя сказала, что никуда не поедет. Затем она поплакала и согласилась, предчувствуя, сколь трудным окажется для нее и всех нас этот путь. И в этом она не ошиблась.

Имея вызов от «родственников», мы могли подать просьбу на воссоединение с ними в отдел виз и регистрации (ОВИР, КГБ). Тот, кто получал разрешение на выезд на постоянное место жительство, мог уехать. Вроде бы все очень просто. Но это был май 1989 года, и никто еще не уезжал из Томска. При этом я работал в академическом институте, а там был первый отдел (КГБ). Следовательно, мне надо было уволиться из института до подачи документов на выезд. Таким образом я мог исключить первый отдел из рассмотрения моей просьбы. При желании в КГБ могли найти повод не дать мне выездную визу.

Уволиться? Для меня это был не вопрос, но директор института В. Пузырев имел право задержать меня на целый месяц. Когда я принес ему заявление об уходе, Валера не смог скрыть своей радости. Он даже ради приличия не задал мне пару дежурных вопросов и тут же подписал: «Уволить по собственному желанию». Теперь уже я не скрывал своей радости. Причина ее была проста: я хотел быть безработным перед подачей документов на выезд из страны. Простым советским безработным, только и всего. Правда, в 1964 году советский безработный поэт Иосиф Бродский был судим как тунеядец. Но я не поэт, да и в стране был запах перемен.

3 июля 1989 года. Мы всей семьей поехали подавать документы в ОВИР на ул. Фрунзе, 18 (знаменитое здание КГБ). Выйдя из машины, мы увидели профессора Е. Д. Красика и постарались не встречаться с ним, не желая что-либо объяснять. Сыновья остались у машины, а мы с Галей вошли и без всякой очереди положили на стол вызов — нашу главную надежду. «Ждите, вам сообщат», — сказала девушка-секретарь с офицерскими погонами, внимательно проверив все бумаги.

1 августа 1989 года. Предыдущий месяц тянулся долго, но в итоге мы получили простую открытку-вызов из ОВИРа. Когда мы вновь увидели знакомую офицершу, то получили ответ — положительное решение по нашей просьбе. В это трудно было поверить. В следующий визит в ОВИР мы лишились советского гражданства, уплатив 500 рублей с человека. Вместо паспортов нам вручили выездные визы. Это уже был прыжок в другую жизнь, имя которой — абсолютная неизвестность.

— Что нам с этим делать? — наивно спросил я офицершу, нервно теребя выездные визы.

— Я не знаю, — ответила офицерша, не глядя на нас.

— Ну не первые же мы получили такие визы?

— Вторые. Пару дней назад получил разрешение доцент кафедры марксизма-ленинизма университета, — был ответ.

— А можно его найти? Позвонить? — не унимался я.

— Сожалею, но я ничего сказать не могу. Не знаю, — сказала офицерша, с любопытством рассматривая нас.

— И на том спасибо!

Мы с Галей вышли из ОВИРа довольные и обескураженные одновременно. Мальчики не успокоились, пока не подержали визы в руках. Все были возбуждены и хотели побыстрее уехать от «недоброго» места. Наши поиски доцента-марксиста были безуспешны. Но, как уже не раз случалось в моей жизни, « Б-г послал мне спасительную лодку» , и я хорошо знал историю Хаима из старого еврейского анекдота.