– Ну уж. Вы же – борец. За русскую идею якобы. Слишком вы картинно, напоказ, смиряетесь перед ним. Это же тоже грех – самоумаление.
– Да! Да! Да! – воскликнул Юрий. – Каюсь!
– Не паясничайте, лжесмиренец.
Юрий уронил голову, задумался. Потом вскинулся:
– Вот вы надо мной подсмеиваетесь, даже неприятные вещи говорите, но всё равно – не унижаете, не глумитесь. А Шмелёв наслаждается властью надо мной. А всё же на конференции не случайно он ко мне подошёл. Это промысел Божий!
– Может, промысел, а скорее, расчёт, – здраво заметила Наденька. – Видит, что перед ним провинциальный «валенок», и думает: «Ну, сейчас я его „обую“. Будет вместо меня пахать с горящим взором, да ещё и благодарить, поклоны в храме бить, молебны заказывать. А я себе назначу двадцатикратную зарплату и заживу припеваючи во дворце с артисткой. Буду ездить на „мерседесе“, вещать о консерватизме в телевизоре, да учить дураков смирению. Такой труд дорогого стоит!.. И пусть мне заодно Тёнькин диссертацию напишет. Не помешает сия безделица биографии великого человека».
Юрий вздохнул:
– У нас со Шмелёвым и раньше столкновения происходили, но так, по мелочи. Он же богослов, у него всё по полочкам разложено. Вот, удивительно, всё-таки, Наденька, я у вас хочу спросить: почему люди, не зная теории, поступают нравственно, по Писанию? И, наоборот, многие, кто благочестие проповедует, часто действуют гадко, извращенно?
– Потому что вся их теория – ложь и выгода.
– Наденька, вы прямолинейны иногда, но убедительны. А у Шмелёва – иезуитство, блудословие!.. Я взял его статью, стал редактировать для научного сборника, и вижу: это не по-русски написано! Больной человек сочинил. Я начинаю править, он упорствует: мол, видит так.
– А вы думаете ваш новый благодетель, Степан Игнатьевич, лучше? За него тоже диссертацию написали.
– Не может быть! – Юрий в отчаянии сжал голову руками.
– Да он ни бэ, ни мэ, ни ку-ка-ре-ку в науке! Пустышка, хлыщ московский. У него папа «искусствовед в погонах», вот и пристроил сыночка на тёплое место. А теперь вам, Юрий Порфирьевич, контрольный вопрос: как вы считаете, почему нами руководят безнравственные и безграмотные люди? Может, в этом суть «русской идеи»? – съехидничала Наденька.
– Мне надо осмыслить про Степана Игнатьевича, – забормотал Юрий. – Я… Это бездоказательное для меня утверждение! – Он сжал в ладони баранку, она хрустнула.
Юрий потряс головой, как бы сбрасывая с себя морок.
– А Шмелёв… – он оживился и продолжил с подъемом, – лицедей! Одна натура – благодетель, учитель. А другая – деспот, угнетатель, готовый уничтожить тебя. Вы никак не хотите понять мою простую мысль о том, что он в прелести пребывает и этим обольщает многих.
– Шмелёв – обыкновенный прохвост, паразит, – припечатала Наденька. – Не рассказывайте мне сказки о потустороннем. Козлом он вас обозвал? Обозвал. А вы ему даже путём не ответили. А потом всё на демонов сваливаете.
– Лжесмиренничество! Грешен я! – вскричал Юрий. – Шмелёв, когда обвинил меня в сутяжничестве, стал разглагольствовать, какой я недостойный. А потом о своём величии начал вещать. Он с церковными иерархами общается, у него огромная поддержка в Администрации Президента, он – генерал, действительный государственник советник первого класса.
А я ему говорю: «Вы себя возвышаете, а это – гордыня! Православному человеку следует чуждаться её!»
И тут, прямо на моих глазах, произошло чудесное. Он стих, задумался и будто в полусне вымолвил:
– Гордыня… Да, вы, пожалуй, правы.
И вышел!
А прежде хвастал: стоит ему мизинцем шевельнуть, и меня выгонят, и заступничество Степана Игнатьевича не поможет. Потому что Шмелёв – выше!
А я ему объяснял: поймите, меня в Москву государственное дело повлекло, идея, для меня деньги – воздух; он нужен мне, чтобы дышать, без воздуха я умру, но я живу не для того, чтобы дышать!..
– Идейный карьерист сто оправданий найдёт, чтобы козла стерпеть, – подмигнула Наденька.
Юрий пропустил колкость мимо ушей и продолжил:
– А знаете ли вы, что у Шмелёва – состояние? Он богатый человек, у него несколько миллиардов!.. Он учит верить в Бога, а сам никогда из святого Евангелия цитаты не скажет! Даже вы, Наденька, человек, как мне кажется, нецерковный, однажды сказали, когда я жаловался на начальство: «Не надо метать бисер перед свиньями». Я поразился тогда, как естественно вы Евангелие процитировали! Значит, оно в вас укоренено, может, даже против воли. А Шмелёв – нет, он, как чёрт ладана, Евангелия шарахается. Он свои истины глаголет, парадоксальные.
Читать дальше