И это еще полбеды. Местные журналисты, мои бывшие коллеги-то, стали разрабатывать тему. Нашли фотографии Яны в соцсети. Она любила скандинавскую блэкметалическую эстетику – все эти бафометы и пентаграммы, в ушах носила перевернутые кресты – и прочее в таком духе.
Полковник Кабанов, повстречавшийся мне однажды, был действительно золотой антилопой для провинциального журналиста, но в основном медиапейзаж выглядел в тех краях сухим и безжизненным. Поэтому журналисты накинулись на смерть Яны. «19-летняя адепт секты сбросилась с крыши. ФОТО». Тексты действительно выглядели устрашающими, фотографии Яны с замазанными глазами, с разной сатаной на футболках добавляли шарма. По телику ее однокурсники давали комментарии: «Мне всегда она казалась немного того». Репортаж завершал небольшой монолог батюшки из местной церкви. Я не чувствовал злобы, только поражался невероятному, феноменальному в своем величии абсурду. Уверен, если бы Яна все это видела, она бы молча поморгала, закурила бы «Честерфилд» и прибавила бы на своем плеере Joy Division.
Но это еще не все. Кто-то из них, из журналистов, нашел мой телефон. Мне позвонила девушка, представилась корреспондентом интернет-газеты Live и приятным, заискивающим, очень манерным голосом попросила встретиться. «В истории несчастной девушки очень много неясного и очень много слухов. Мы считаем своим долгом рассказать правду». Короче, меня грубо развели.
Шел я на встречу, заранее репетируя, что буду говорить. Я знал, что этой желтизне нужно только самое горячее и жареное – несмотря на то, что по телефону мне сказали совсем иначе. Поэтому решение пришло такое: «Что бы меня ни спрашивали, говорить буду только то, что считаю нужным. А именно – правду. Скажу, что Яна любила сатанинскую группу Burzum примерно так же, как котят и аниме, и что если уж говорить, что ее что-то там спровоцировало, то давайте тогда уже обвинять и котят тоже, и японские мультики».
Пока ждал журналистку в кафе, внезапно ощутил всю невыносимую глупость бытия. Хотелось уйти, но я знал, что не уйду, – я же обещал встретиться. Сраная порядочность в который раз оборачивалась против меня. Внезапно передо мной в зале возникла она – женщина, подарившая мне первый в моей жизни отказ.
Я не видел Лику класса с седьмого, они с бабушкой переехали вскоре после нашей интрижки. Передо мной стояла высокая, стройная брюнетка с ахматовским блеском в глазах. Нарочито-старомодный стиль в одежде – эти эмалированные броши, легкие шарфы, сдержанно-эксцентричная пластика в движении рук – ага, все понятно. Я порадовался своей прозорливости – еще лет двенадцать назад я знал, что из той плоской девочки выйдет что-то вполне симпатичное. Даже манящее.
Но мы оба онемели от этой встречи. Постепенно разговорились, но за все время так и не коснулись случая, который нас особым образом связывал… И вот прошел уже час, а мы болтали обо всем – бывших одноклассниках, учителях, родном городе, кто куда ездил, но так и не заговорили про суицидницу Яну. Я первый вспомнил об этом и даже напомнил Лике включить диктофон.
Она вдруг погрустнела, посмотрела на меня с театральной усталостью и сказала:
– Достало все.
– Вообще все?
– Это ужас. Вчера я ездила в область, на птицеферму. Писала про техника, который пьяным уснул в курятнике, и его насмерть заклевали несушки. За что, Господи? Я не за этим оканчивала филфак и писала диплом по Леониду Андрееву.
– Да, таким сюжетам сам Андреев позавидовал бы. Ты как достала мой телефон?
– Я не доставала, клянусь! Это редактор – он настоящий псих. У них связи с правоохранительными органами, конспирация. Насколько я понимаю, твой номер был в недавних исходящих у Яны.
Тут меня как ошпарило. Действительно. Яна звонила мне совсем недавно и, судя по всему, накануне своего прыжка. Я тогда не взял трубку.
– Что-то не так, прости? – спросила Лика.
– Все отлично. Так я тебе нужен?
– Никто не может разродиться более точными эпитетами по поводу этой несчастной девочки. Ты можешь сказать что-то помимо того, что она была немного ку-ку и любила все мрачное?
– Едва ли, – подумав, ответил я.
Ну не говорить же было, что Яна всегда была яростно – дьявольски! – голодна и ненасытна. Как-то к разговору не шла эта подробность.
– Господи, как я рада, – тихо сказала Лика, – рада, что ты не какой-нибудь студент Аграрного, который наговорил бы чепухи про ее сатанизм.
– А что там со студентом Аграрного?
– Да те еще выдумщики.
Читать дальше