Степан Гаврилов - Опыты бесприютного неба [litres]

Однажды Риту позвали на собеседование в головной офис. Она слетала туда на уик-энд, понравилась руководству, задержалась на неделю, посетила тимбилдинговый тренинг, накупила себе шмоток и вообще была вне себя от счастья, – все это Фэд назвал «корпоративной промывкой мозгов». Короче, когда она прилетела домой, то опять встретила у себя в комнате никчемное сутулое существо башкирского происхождения, жрущее бичпакет с майонезом и пялящееся в ноутбук, где шел очередной сезон чего-то там. «Я на себя работаю», – напоминал, открывая банку «Невского классического» Фэд.

– Работай, продолжай, – говорила Рита, – скоро у меня состоится финальное скайп-собеседование с Римом, и я улечу. Посмотрим, как ты тут вытянешь без меня, свободная личность.

Удивительной силой эти двое были связаны. Я вот думаю: если бы они разошлись вот так, как она и загадывала, то ничего бы не закончилось. Фэд вспотел бы, но заработал бы себе на визу и билет. И все бы продолжилось в другом историческом городе мира. Комедия бы сменила поджанр. Из русской постперестроечной превратилась бы в типичную итальянскую. Однако случилось все несколько иначе.

В тот день они поехали к нам с Соней. Перед выходом, конечно, опять разосрались. Рита, разревевшись, пошла умываться, а Фэд стал собираться. Потом вместе они решили, что так жить нельзя, на дорожку потрахались, перед самым выходом откупорили бутылку шампанского. С ней же и пошли к метро: кричали и пели песни группы СБПЧ – в общем, были самой счастливой и безумной парой, которую вы когда-либо видели. Наверное, их вызывающее поведение в тот обычный, будничный питерский день и спровоцировало гладковыбритого скучающего кота в гражданском. Он подкараулил их возле стойки-металлоискателя, остановил, сунул корку и убедительно попросил пройти в комнату досмотра. Для Фэда все было привычно, его часто приглашали на ревизию: если он не высыпался, то выглядел как амфетаминовый серфер со стажем. А вот Рита в своем красном пальто с венгерским платком и в итальянских сапогах никак не вызывала подозрения.

В кармане у Фэда оказались зажигалка (ее кот внимательно обсмотрел на предмет ляпок), пачка «Винстона», упаковка от гондона (пустая!), набор светофильтров, разная другая мелочь. Рита, повозмущавшись, стала доставать бесконечные предметы из своей сумочки. В тусклом свете подземной коморки все было нечетко: парафиновые контуры предметов будто оплавились от духоты. Постоянно раздавался утробный грохот проезжающих поездов по тоннелю. Может быть поэтому, а может быть, от шампанского, Риту начало немного мутить еще до того, как молодой кот, аккуратно раскрыв мягкое издание «Все огни – огонь», достал уложенный между страниц кусок гашиша, завернутый в кусочек целлофана. Не удивился подарку только Фэд – это он положил его туда, пока Рита была в туалете. Фэд – подонок, конечно, но злого умысла здесь не было: он просто решил, что так будет вернее – меньше риска забыть вес дома.

Суд был через месяц. Экспертиза не нашла в их крови существенного количества тетрагидроканнабинола, поэтому каждому дали по минимуму – условно 2 года. Сильно помог их сосед, какающийся под себя дедуля. Дело в том, что, ввиду многочисленных обоюдных истерик и скандалов, эта парочка хорошенько надоела всей коммуналке. Единственный, кого это не особо волновало, – был дедушка Максим. Глуховатый, больной, он вряд ли догадывался о том, какие бойни порой происходили у него за стеной. Фэд одел дедушку в мою белую рубашку, повязал ему галстук и пошел с ним на суд. Наверное, судью растрогало, что молодые люди заботятся о больном ветеране труда. Иначе срок мог бы быть реальным.

Фэд еще заплатил штраф за проживание без временной регистрации – это самое неудобное в этой истории. В общем, трагедии не было – просто неприятная ситуация, вот и все. Переживала больше всех Рита. Мне вообще было ее очень сильно жалко. Жалко, что я скрыто всегда ненавидел и презирал ее, а ведь она была самая одинокая из всех нас. Просто пухленькая, начинающая пти-буржуа, которая уверена, что богатая и духовно развитая личность – это тот, кто ходит на новые постановки режиссера Бутусова, а потом идет обсуждать все это в какое-нибудь кафе на Рубинштейна. Никогда она бы не сказала вслух, что жизнь человека можно мерить его успехом, но глядя на нас, взрослых мужчин-оборванцев, всегда так думала. Она и сама понимала, что ее амбиции, ее сильные стороны в нашей маленькой компании заочно тонут, и все, что она делала, – всеми силами пыталась держать марку. Больше достоинства во взгляде. Вот так!