Степан Гаврилов - Опыты бесприютного неба [litres]

Парень привел меня в просторную квартиру на девятом этаже. Там мы с ним долго не могли решить, с чего бы начать наш досуг. Я выбрал сначала покурить, а он – отведать полосочку.

Я выдохнул дым и снова уставился на рубашку парня. Тут меня догнала странная мысль. Я насыпал себе нитку, вытянул ее и посмотрел на моего нового знакомого.

– Сартр?

– Что, прости? – спросил он своим тихим, гнусоватым голосом.

– Сартровская «Тошнота». Карманное издание «Эксмо».

Он вышел с кухни, послышались какие-то шуршания. Парень внес и положил передо мной книгу. Точно такую, о какой я подумал.

– А тебе зачем? – спросил он тут.

– Минотавр… – начал я.

– …ищет лабиринт? – закончил мой товарищ.

– Андрэ? – наконец спросил я.

– Да.

– Откуда я знаю твое имя?

– Ты слышал. Кислинский его называл.

– Точно, – согласился я.

Так мы просидели весь вечер, а потом пошли за пивом. Потом я еще пару раз встречал Андрэ у Кислинского. А потом наш продавец куда-то пропал.

Каких пророчеств ни наберись – легче от этого не будет. Пророчества – это вообще такой метафизический футбол – мало услышать пророчество, его надо еще истолковать. И желательно верно. Если твой пророк имеет опцию обратной связи – это хорошо, хоть и усложняет задачу. Потому что после того, как ты придешь с уточнением, тебя загрузят новой задачей, куда более изощренной в своем мазохизме. Оно того стоит?

Проще думать, что все пророчества об одном – о том, что все будет хорошо, все будут счастливы и рады. Лучше не думать про обратную связь. Создавать себе новые ценности, как например, это было напророчено оракулом Диогену. Как гласит легенда, тот нисколько не смутился, пришел домой и стал чеканить поддельные монеты. Где-то ближе к концу жизни ему осторожно объяснили, что «создавать новые ценности» – это не фальшивомонетничество, а философия. Диоген и тут не смутился, просто и быстро раздал все нажитое друзьям. Врагам он отдал девайсы для чеканки фальшивок, а сам отправился в полисы – исполнять свой долг.

Славный киник жил, не ведая смятения: три четвертых жизни мошенничал в свое удовольствие, а в остальное время, в общем-то, тоже не грустил. Пусть не стало денег, но зато можно было с чистой душой дрочить на площади, слать в жопу великих завоевателей, задирать всяких снобов, типа Платона.

У меня так никогда не получалось, я и работаю всегда с оглядками и сомнениями, и своими делами занимаюсь как бы вполсилы, постоянно на палеве. Постоянно вот думаю, что мне ведь надо быть серьезней, серьезней к жизни надо относиться. Но в общем, я как-то живу. И всегда жил. Но вот только тогда надо было что-то решать с недвижимостью: Питер – не Афины, здесь в бочке долго не протянешь, а дрочить, если уж на то пошло, я предпочитаю в одиночестве и желательно дома.

С последней вписки меня отшили, и я направился к Андрэ в надежде, что он меня приютит, ведь у него такая большая квартира.

Дверь мне, однако, открыла полная, бесформенная, но очень молодая девчушка. Я сказал, что ищу Андрэ. Она скрылась в квартире. Следом появился растрепанный, худосочный парень с отсутствующим взглядом. Он пригласил меня войти.

В квартире было тихо, только негромко играло хардкор-техно. Пахло жареной колбасой. Парень налил мне чаю и пододвинул тарелку с несколькими кусочками оставшейся трапезы.

Я рассказал растрепанному, с какой бедой я пожаловал. Он пожал плечами и ответил, что не знает, где Андрэ. И вообще, это квартира его бывшего однокурсника Артемона. У него, судя по всему, Андрэ и жил все это время. А где он сейчас – кто ж знает.

Растрепанный спросил, есть ли у меня сигареты. Пока мы курили на балконе, он сказал, что я могу оставаться. Мол, Артемон точно не будет против, ты ведь друг Андрэ. Я принял предложение.

Пару недель я тусовался с ними. Парня звали Левка – во всяком случае, его называла так толстушка Юля. Ее же он звал не иначе как Пуля. Левка трудился программистом. Он сидел за компом, слушая стрекот хардкор-техно – дыщ-дыщ-дыщ-дыщ – двести десять ударов в минуту – и днем и ночью. Левка не спал вообще – постоянно пил пиво и писал какие-то коды. При этом он как-то пугливо отвечал на мой панибратский вопрос: «Есть че?» Говорил, что не знает, где взять, и сам не берет. Вспоминаю все это сейчас и удивляюсь, как я так просто купился. Хотя при моем-то положении спрашивать наркотики было непростительной дичью и наглостью. Я ведь не только жил, но и ел у них бесплатно.

По утрам Левка собирался и уходил. Возвращался он через полчаса, приносил неизменную вареную колбасу, пачку дорогих пельменей и трехлитровую флягу пива.