Степан Гаврилов - Опыты бесприютного неба [litres]

С командой своих домохозяек он как раз собирался на какие-то соревы в Сочи, когда в дверь постучали.

У меня все еще не укладывается в голове, за что именно его повязали, – этот человек вблизи не видел ни грамма веществ. Ни один на свете человек никогда не заявлял котам, что его обманули, когда он хотел купить немного наркотиков. Так и представляю: «Алле! Дежурная часть? Меня обманули. Я хотел втариться синтетическим говном… Да-да, тем, что продают через объявления на улицах… Ну так вот, отправил деньги и – оревуар, мне не прислали координаты клада! Меня кинули! Мошенники! Уже выезжаете? Спасибо, что бы я делал без вас!» Состава преступления, как по мне, не было. Юридически это дело просто не имело смысла, но у котов были другие соображения на этот счет. Короче, странно все это. Не знаю никого, кто попался бы котам смешнее и нелепее, чем Шульга. Его закрыли в колонию-поселение на два года. Я ему не писал. Как выяснилось значительно позже, он про меня, напротив, не забывал.

Но мне в тот момент было не до этого. Я что было мочи обустраивал свою жизнь в Питере. Прямиком с крабнопалочного обоза мы окунулись с Сашей в бурную питерскую жизнь. Но мне все это быстро надоело: со вписки на вписку, одна конура страшнее другой. Саша же, наоборот, чувствовала себя в своей среде.

Куда бы я там ни шел, с кем бы ни говорил – все были приезжие. Ленинградца я встретил только через год жизни в Питере – это был латинос Эстебан, мой ровесник. Первым делом, понятно, мне надо было найти работу. Я написал какому-то патлатому мужлану по фамилии Кислинский. До этого я год следил за его видеоблогом. Он приглашал к себе в студию разных интересных деятелей подпольной культуры и задавал им вопросы, попутно накуривая. Мне показался такой способ самозанятости интересным: ты занимаешься любимым делом, а попутно долбишь ганджу и зарабатываешь бабки. Я писал Кислинскому, потому что его видеоблог был хорошо сделан, кем-то смонтирован и продуман. Мне показалось, что в его команде я тоже пригожусь: все-таки какой-никакой опыт работы в медиа у меня был. Кислинский на удивление дружелюбно мне ответил и сказал, что я могу прийти к нему пообщаться. Забились.

Я вышел из метро на Средний проспект Васильевского острова и прошел до 16-й линии. Кислинский жил в доме по соседству с «Театром на Васильевском», где раньше располагался культовый клуб «Там-Там». Шел дождь, поэтому я прибыл к Кислинскому мокрый до трусов.

Он оказался тем человеком, который перманентно пребывает в образе такого очень спокойного и такого очень рассудительного, вечно погруженного в себя гражданина. Прервать это вселенское умиротворение могло только его же собственное ироничное замечание и небольшой, короткий смешок – исключительно на свои же остроты. Все остальное проходило как бы мимо него – ничто не было столь достойным его эмоций и реакций.

В квартире у Кислинского пахло ганджей. Он предложил мне пива, сделал ляпку и немного рассказал, как ездил в Индию. Я, для вежливости послушав, стал задавать ему вопросы про работу, но отвечал Кислинский как-то уклончиво, все больше начиная ответы с нерушимых истин. Тут мое внимание привлекли небольшие сверхточные весы, стоявшие на столе перед ноутбуком.

– А чем ты еще занимаешься, кроме того, что снимаешь блог?

– Жизнь сама есть нелегкое и непростое занятие… Как и все, если заниматься этим всерьез. Но если тебя интересует конкретика, пиарю свой блог, – ответил Кислинский и машинально отодвинул весы, которые, кажется, чересчур меня интересовали.

– И это приносит деньги?

Он хотел что-то ответить, но тут в домофон позвонили. Пока Кислинский открывал, я пытался понять, что в этих рассказах не так, что же меня смущает. Не успел я додумать, как в комнату вошла маленькая девчушка с зелеными волосами – именно такие носят лица, по которым будто стекает ангельское молоко. Она бесшумно поздоровалась со мной и села на диван. Кислинский открыл небольшой шкаф и стал отодвигать ящики. В первом лежало множество пакетиков-зип, наполненных россыпями разноцветных колес, стопочками узорчатых картонок, белыми порошочками. Во втором ящике оказались вещества растительного происхождения. Светло-коричневые грибы тянулись к свету своими длинными тонкими ножками. Грязно-золотой твердый был расфасован по одним пакетикам, в других лежали бошки. Кислинский нашел пустой зип, положил в него четыре голубые таблетки, вручил девочке. Та протянула ему две тысячные купюры и так же бесшумно ушла. Сегодня ангельское молоко на ее лице засияет особым блеском, она взлетит под потолок питерского неба и будет там вспоминать меня – кого же еще.