Тоомас Винт - История со счастливым концом

Человек, изучавший витрину магазинчика, зашел в кофейню, и вскоре Вахур видит, как он там садится за столик и нежданно-негаданно сам словно бы превращается в экспонат на витрине. Пойти что ли к окну и показать ему язык, приходит Вахуру в голову ребячески глупая мысль, и он выплевывает в окно косточку черешни. На мгновение ему мерещится, что вся улица уже вымощена косточками от черешни, но нет, раскаленный асфальт лишь пышет жаром солнечного летнего дня.

Между домами безветренно и душно. Когда Вахур переходит улицу, мягкий, начавший плавиться асфальт так и норовит прилипнуть к туфлям. Огромное окно кафе и впрямь похоже на витрину магазина, колени сидящего за стеклом человека находятся прямо на уровне глаз Вахура — он замечает на светлобежевых летних брюках коричневое кофейное пятно, очертаниями напоминающее знакомый остров посреди моря. За столиком незнакомца один стул, словно в ожидании Вахура, свободен. Вахур проходит на несколько шагов дальше, разглядывает коленки сидящих за соседним столиком женщин, у одной аппетитные круглые, у другой костлявые, быстро разворачивается и поднимается по ступенькам кафе. Посетители пьют в прохладном помещении сок и едят мороженое. Невзирая на то, что кофейня эта расположена напротив его дома, всего-то через дорогу, Вахур здесь не особенно частый гость и никогда у него не возникало желания приземлиться у окна. На этот раз он направляется к свободному месту за столиком под окном и просит позволения присесть. Ему кажется, что сидящий человек кивает, вернее, слегка склоняет голову, что наверняка можно расценить как знак согласия.

— Я живу тут же, напротив, на той стороне улицы, — произносит Вахур, но сосед по столику хранит молчание. — Видел вас на рынке, а теперь, надо же, сидим за одним столиком в кафе, — продолжает в шутливом тоне Вахур, на что сосед смотрит на него, но не роняет ни слова даже из вежливости.

Какого черта мне тут надо, раздосадованно думает Вахур, встает и идет к стойке бара. В кафе самообслуживание. Бросив взгляд в сторону окна, он видит, что незнакомец сидит, уткнувшись глазами в голую столешницу. То был мужчина среднего, как и Вахур, возраста, возможно, женатый во второй раз, как и Вахур, с точно такими же залысинами и так же склонный к полноте. Наверняка он здесь впервые, вот и ждет официантку, но так можно прождать до бесконечности, рассуждает Вахур, и тут в голову приходит мысль, что соседа можно было бы угостить. Просто так, соком или мороженым. Скорее соком. Улыбаясь, он представляет себе несколько сконфуженное изумление, замешательство и даже смятение, но ничего такого не происходит — на лице мужчины не дрогнул ни один мускул, он лишь обхватил пальцами стакан и с непроницаемым видом уставился на желтую жидкость.

— Жарко, — вновь заводит разговор Вахур, но, не дождавшись ответа, поворачивается к окну. Он постоянно видел это широкое окно, за которым сейчас сидит, и всматривался в виднеющихся за ним посетителей, но в памяти не отпечаталось ни единого вида со стороны кафе. И вот теперь он созерцает залитую солнцем улицу и за ней довольно запущенный фасад дома, в котором прожил четыре или нет, теперь уже пять лет. Одно окно на третьем этаже распахнуто, это и есть окно его квартиры. Он подумал, что какую-то минуту назад увидел бы самого себя торчащим в этом окне.

Мысль, что минутой раньше он мог бы увидеть сам себя, показалась ему абсурдной и смешной.

— Как я уже сказал, я живу тут по соседству, через улицу, вон, видите, в том доме напротив, третий этаж… — опять заговаривает Вахур, но его сосед даже не смотрит в сторону окна, перебирает пальцами стакан с соком, а в уголке его рта виднеется что-то буроватое — остаток недавно съеденной пищи или же засохшая болячка.

Он меня не слышит, возможно, даже не видит, промелькнуло в голове у Вахура. То, что человек может не слышать, он допускает, но ему известно и то, что глухие стараются читать по губам, тогда как сосед по столику не обращает на Вахура никакого внимания. Как горох об стенку, невольно обижается Вахур, но тут же, подавив обиду, решает назло продолжить беседу.

— До чего хорошо, что я могу перед кем-то выложить душу, — театрально вздохнув, произносит он и делает пару глотков прохладного сока. — Понимаете, в последнее время меня преследуют неприятности, да что там неприятности, если честно, то дела в полной заднице. Меня хотят выкинуть с работы, причем без особой на то причины. Разумеется, я не могу знать, что за этим кроется… возможно, стремление кого-то на пути к карьере переступить через мой труп, во всяком случае обо мне ходят всякие странные слухи, и что самое ужасное — им начали верить. Полагаю, что сейчас они ищут явную или хотя бы понятную причину, чтобы покончить со мной… я сегодня все утро размышлял, что можно бы предпринять в свою защиту, и мне стало казаться, что самый верный путь — это жесткая контратака. Надо распустить об учреждении столь коварную сплетню, что обо мне тотчас все забудут и думать. Это должна быть такая гнусная кляуза, в которой на гулькин нос правдивых фактов, а реальная действительность приправлена интригующими вымыслами. У нас у всех имеются свои скелеты в шкафах, и моя совесть не кристально чиста — небось, на протяжении лет она изрядно замызгалась, — но посудите сами, как иначе я смог бы работать в этой конторе. С волками жить — по-волчьи выть. Иначе невозможно.