Тоомас Винт - История со счастливым концом

А правда, неужели только для того, чтобы похвастаться квартирой на окраине парка и богатым выбором вин…

За окном в мглистом воздухе тлели окаймляющие парк уличные фонари. В вышине мерцал едва заметный свет, и Вильмеру показалось, что сумрачный парк потихоньку засасывает в небо. Он задернул золотисто-коричневые шторы. Связь с внешним миром вдруг смотала удочки, покинула комнату, и его дом стал еще более личным, закрытым от посторонних глаз. Однако ощущения безопасности это не вселило. Скорее наоборот — ему не давала покоя назойливая мысль, что он больше ни перед кем ни за что не отвечает, и именно эта безотчетность пугала его.

— Кого мне бояться! — подбодрил он себя дерзким выкриком, но то был глас вопиющего в пустыне, не отозвавшийся эхом и не достигший ничьих ушей. Не пойму почему, но у меня такое чувство, будто я прибыл в конечный пункт, подумал он, внезапно ощутив усталость и безысходную тоску. Но меня это не колышет, успокоившись, заверил он себя и понял, что если честно взглянуть в лицо всем обстоятельствам, то ему и впрямь больше не о чем и не о ком заботиться.

Вильмер подумал, что не так уж и многое привязывает его к жизни. Незаметно он все проиграл, образно говоря, задернул между собой и миром занавес, как несколько минут назад сделал это с окном.

Зато сегодня у меня гостья, вдруг наткнулся Вильмер на утешительную мысль. Поди знай, а может, это начало чего-то нового…

Но почему-то все еще не видно, чтобы гостья за мирной беседой угощалась вином. Женщина была в ванной комнате невыносимо долго — три минуты, тринадцать или даже все тридцать? Сколько это еще продлится?

Вильмер разглядывал складки золотисто-коричневых штор. Ему вспомнилось, какой гордостью лучилась Кристи, вешая их.

— Теперь у квартиры законченный вид! — воскликнула тогда супруга.

Вильмеру показалось, что все происходило очень давно. Но тут же сообразил, что это очень давно было всего-то весной… Он внезапно сконфузился от неловкости, стал как бы руками, притягивающими к себе всеобщее внимание оттого, что владелец рук не знает, куда их девать. И это ощущение никак не отпускало его.

Наконец, Вильмер, в прямом смысле слова, взял себя в руки и неуверенно шагнул в коридор. Его поразили красные, неопределенной формы цветовые пятна на полу, особенно густо они были расположены перед дверью в ванную, которая к великому удивлению Вильмера явно была незапертой. Он постучал, но безответно. С колотящимся сердцем нажал на ручку и приоткрыл дверь. Лишь слабый свет отражался от голубой кафельной плитки на противоположной стенке ванной комнаты. Чтобы видеть больше, надо было бы распахнуть дверь и сделать шажок вперед, но он боялся.

Он не смел даже прикоснуться к двери, так как опасался увидеть за ней чудовищное зрелище. Например, кричащую, ослепительную кровь на белоснежной эмали ванны.

Подобные душераздирающе-кровавые эпизоды Вильмеру встречались во многих фильмах. У него возникло дикое ощущение, что если он толкнет дверь и увидит что-то подобное, то даже не содрогнется, ибо внутренне успел к этому подготовиться.

— Алёё! — крикнул он в дверную щель как в телефонную трубку. Подождав и не получив ответа, он тихонечко прикрыл дверь.

Вильмер решил — он был в этом уже почти уверен, — что женщина лежит в ванной мертвая. Удар хватил либо самоубийство. Стараясь сдержать дрожь ужаса, Вильмер поплелся назад в гостиную, где остановился перед телевизором. Затем наклонился, в невероятном хаосе острых белых осколков от чашек и темных, бутылочных, нащупал пульт и включил телевизор.

— Я ничем сейчас не могу помочь своей гостье, — промычал он вроде как в свое оправдание.

На экране Красавчик прыгал через высоченную стену, бойцы «Команды-А» подогнали свой черный фургон, и Красавчик еле спасся из лап преследователей. Одновременно оборванцы или бомжи под предводительством восторженного Мэрдока распевали церковный гимн: «Вперед, воины Христовы…» Затем фильм прервался рекламной паузой, и по экрану забегали розовые зайчики «Дурасель».

Вильмер почти с удовлетворением отметил, что поскольку пришедшая к нему в гости женщина теперь мертва, он без помех может досмотреть серию и краснеть ни перед кем не придется.

Нет худа без добра, непонятно от чего развеселившись, заключил Вильмер, но тут же опечалился — какого рожна женщина должна была умирать именно в его квартире. Вильмер представил себе, сколько невообразимых хлопот ему предстоит — ведь скорой и полиции он даже имени ее назвать не может! А вдруг его самого заподозрят в убийстве! Эту жуткую мысль Вильмер не хотел и додумывать, но внезапно ему пришло в голову, что в умопомрачении он и впрямь мог сотворить нечто ужасное и непоправимое.