Игорь Болгарин - Обратной дороги нет [сборник]

– Работа-то тяжелая… не всяк сладит.

– Деньгами, к сожалению, не располагаю. Трудоднями тоже, – ответил наконец Анохин. – Но… но когда построим вышку, назовем ее «Африкановой». На всех картах страны так и будет написано «Африканова вышка»… Ничего иного, к сожалению, предложить не могу.

– Ну что ж… Ну раз нету, так и нету. Понимаю, война, – разочарованно произнес Африкан. Отступать ему все равно уже было некуда. – Сперва только дозвольте, я с вашими немыми вроде как инструкцию произведу. Мои топоры – струмент сурьезный, надо бы, чтоб без крови обошлось.

– Валяйте, – согласился Анохин.

Африкан собрал до кучи всех пленных. И тех, что корчевали кустарник, и тех, что торили дорогу. Немцы сгрудились возле него, уселись, кто на сваленном ветром дереве, кто на дровнях.

– Как я есть теперь ваш начальник, или, чтоб понятнее, ваш командир, – Африкан приложил руку к груди, – по работе во всем слухаться только меня.

Он открыл свой сундучок с топорами, вытащил один, отполированный до солнечного блеска, поднял над головой:

– Что это такое, граждане фа…? Или как вас там, тьфу!..

Немцы на мгновенье замерли.

– Ну, вас ист дас, по-вашему?

– Дас Бейл… Дие Акст… – нестройно отвечали пленные.

– Ну, во! И сразу же разнобой! А это есть художество, сотворенное великим умом. Скорее всего, русским умом, потому как русские люди испокон веков в лесах жили. А в лесу без топора – погибель. Топором можно исделать все, окромя ребенков. Топор рубит, топор тешет, топор режет…

Он достал из кармана деревянную ложку, показал, как уголком лезвия топора можно ее вырезать.

– Ложка нужна – ложку исделаем. А ежели побриться надобно, и для этого топор сгодится… Прошу, битте!

И он провел лезвием по своей щеке, жестами приглашая желающих тоже попробовать. Но никто не соглашался. Наконец, Ганс подошел к нему, присел рядом.

– Айнзейфен? – спросил Ганс и тоже жестами изобразил, что намыливает лицо.

– Э, браток! С мылом да с горячей водичкой я тебя не то что топором, а и ложкой побрею! – сказал Африкан и смело приступил к делу, посуху снимая густую рыжеватую щетину на скулах и на подбородке Ганса. Мастерски выбрил острые углы, шею. Серебряное лезвие поблескивало под пробивающимися сквозь высокие сосновые стволы лучами низкого северного солнца.

– Я вам, дорогие фаши… э-э, немецкие граждане, покажу, как ствол корить, как оболонь снимать, как доски щепить, – приговаривал Африкан. – Вот только суп из топора не сварю. Не научился ишшо…

Ганс с изумлением трогал ладонью свою гладкую, отливающую синевой щеку. Немцы зааплодировали.

Африкан вернул топор в сундучок.

– Энтот топор – личный предмет. Вам другие, – и добавил: – Это, как бы сказать, вступительный доклад. А теперь пойдем на практику, в лес… Комм!.. Нет, не все! Которы площадку расчищают, тут остаются. Я им другим разом все покажу.

Не все поняли немцы, вернее даже, ничего не поняли. Но урок с бритьем поразил многих, и они пошли за Африканом. Потащили вниз с горки дровни и подсанки.

Вошли в самую лесную гущу. Немцы задирали головы, осматривали ровнехенькие, словно искусственно выращенные сосны.

– Корабельщина! – обяснил Африкан. – Рудые сосны, без подсада. Одна в одну. Таку вышку соорудим, что в Москве будет видно.

– Пил у нас сколько? – спросил подошедший сюда вместе с Северьянычем Анохин.

– А пошто пилы? – удивился Африкан. – Пила дереву поры отворяет, на гниль ведет. А топор, он всяко пролазно для воды место забивает. Да и споро с топором управляться. Я твоих немых быстро всем нашим премудростям обучу. Вон свояк подмогнет, – указал Африкан на одноглазого бобыля Калистрата, который с двумя немолодыми мужиками шли следом. И обратился к ним: – Пока я этим немым насчет валки что втолкую, срубите ваги!

Калистрат и его сопровождающие, проваливаясь почти по колено в снегу, пошли к подросту на краю рощи.

– Ну что, Северьяныч, тряхнем стариной? – спросил Африкан.

– Можно, чего ж.

– Ты левша, слева ставай.

В самом низу дерева, почти возле комля, они сделали неглубокий подруб, почти метку, а затем, перейдя на другую сторону мощного ствола, стали чуть повыше, дружно и весело, в два топора, глубоко вгрызаться в пахнущую смолой древесину.

Ганс посмотрел наверх, где пока еще спокойно вели себя вознесенные к небу, припорошенные снегом ветви сосны, затем перевел взгляд на раскрасневшихся рубщиков.

– Колоссаль!

И было непонятно, относится это к работе мужиков или к высоте и красоте деревьев.