Игорь Болгарин - Обратной дороги нет [сборник]

За темным окошком был виден косо пролетающий снежок.

Коротенький, всего из пяти или шести вагонов, поезд торопливо бежал сквозь светлую ночную мглу. Мелькали разъезды, маленькие деревушки, в окнах которых теплились желтые огоньки.

Хозяйственник Мыскин, отвечающий в командировке за продовольственное снабжение, остроглазый, юркий парень заглянул на половину пленных, молча пальцем поманил повара. И когда тот подошел, повернувшись боком, осторожно показал ему банку тушенки.

– Обмен… Тауш…

Повар согласно кивнул. Достал маленький перочинный ножичек, спрятанный в складках крепко поношенной куртки.

Мыскин отрицательно покачал головой. У него, видимо, был большой опыт общения с пленными. Он показал – опять же боком – край банки сидящим у буржуйки немцам.

Ганс, вздохнув, полез глубоко в штанину, за голенище сапога, и достал часы. Продемонстрировал их – тоже осторожно, покосившись на Бульбаха – Мыскину и при этом показал два пальца. Полковник смотрел наверх, на окошко, что-то шептал. Он то ли не замечал, то ли делал вид, что не замечает этот торг.

А Мыскин дружелюбно улыбнулся Гансу, но при этом отрицательно покачал головой и вновь показал один палец.

Наконец, торговля завершилась, повар выложил в казан тушенку и даже тщательно вымыл банку, вылив туда и эту воду.

С нар стали спускаться полусонные пленные, образовали вокруг буржуйки небольшую давку, подставляли повару свои жестянки и котелки.

Повар стал разливать. По одному черпаку. Пленные ели шумно. Лишь один Бульбах был непроницаем и бесстрастен. Глядя в окно, он едва слышно читал стихи «Я покинул тебя, Генриэтта, я умчался в туманы Фернвальда…».

Петер, прежде чем есть кандер, деревянной щепкой вылавливал кусочки тушенки, долго нюхал их и, сунув в рот, тщательно с наслаждением жевал. Кто-то пил кандер прямо из котелка или жестянки, затем зачищал посудинку темной хлебной корочкой.

Получив свою порцию, полковник вновь вернулся к окну. Он по-прежнему был безучастен ко всему происходящему. Даже кандер ел, словно выполнял какую-то необходимую, но скучную работу. Его больше интересовало небо, где иногда возникали какие-то звезды, созвездия. По ним он пытался угадать направление, куда их везут.

А коротенький состав бежал через серые поникшие леса, мимо грустных деревянных изб и сонных разъездов, проскакивал через мостки. В небе светлели облака, между ними иногда возникали темные полыньи, уводящие к дальним мирам.

Пленные доедали обед. Стук и звяк ложек стоял оркестровый.

И вдруг все оборвалось. Люди замерли. Повар, вытиравший казан мокрой тряпкой, тоже застыл, поводя носом.

Даже конвоир, придремавший у двери, проснулся от неожиданной тишины в теплушке.

На командирской половине Чумаченко, порезав сало на тонкие листики, бросил его на раскаленную сковороду. Сало подпрыгивало и, подрумяниваясь, слегка дымилось и скворчало. А старшина сноровисто накрошил лук, бросил и его на раскаленную сковороду. И, пару раз перемешав его с салом, выложил туда же и нарезанную картошку. Божественный аромат растекался по всему вагону.

А Чумаченко расставил кружки, достал из-под подушки заветную бутылочку «казенки», словно хрустальной вазой, украсил ею середину стола…

Всплеск жизни! Все зашевелились. Даже те, кто, казалось, беспробудно спал.

Только Мыскин, лежа на верхнем этаже нар, отвернувшись к стене, рассматривал свой трофей – часы. Прокручивал стрелки, приложив к уху, вслушивался в их ход. Вещь!

Пленные же, осознав, что все, что они унюхали – это застенное, запретное и недоступное – вновь вернулись к своей жизни. После еды первейшее дело, конечно, курево. Одна из главных солдатских утех.

Они стали выворачивать карманы, заполняя всяческой трухой самокрутки. Прикуривали от раскаленной буржуйки. Самокрутки стреляли искрами, как шутихи. При этом пленные негромко разговаривали. Вероятно, опять все о том же: куда их везут и что их ждет.

Лишь полковник Бульбах не принимал участия в этих разговорах. Ходил взад-вперед, перешагивая через ноги тех, кто спал на полу. Морщился и вздыхал, заметив краем глаза, как кто-то из пленных подходил к параше. И вновь поднимал глаза на окно, вглядывался в прыгающие в окошке звезды. И увидел вдруг ковш Большой Медведицы и Полярную звезду. Они лишь на несколько мгновений показались в зарешеченном окошке и исчезли.

Бульбах подошел к сгрудившимся вокруг «буржуйки» солдатам, сообщил им о своем наблюдении: их везут на север. «Нах норден».