Игорь Болгарин - Обратной дороги нет [сборник]

Дети улыбнулись и выдвинулись из своего угла, осмелели.

– А хотите, мы вам тетеньку эту симпатичную оставим, носы вам вытирать? И корову.

– Хорошая? – спросил старший.

– Кто? – в свою очередь спросил Левушкин.

– Да корова!

– Хозяйственный мужик! – похвалил Левушкин. – Сразу видно – главный в доме, по существу задает вопросы. Корова, брат, во!

– Насовсем или так, подержать?

– Насовсем. Корова непростая. Она нас от фрицев спасла, – и, видя, как детвора в изумлении поспешила открыть рты, добавил: – Тетя Галя вам потом расскажет. Принимай, Галка, хозяйство!

В углу, на подушке в наволочке из грубой пестряди, белело круглое плоское лицо ездового Степана.

Вокруг Степана на табуретках и лавках расселась детвора, жующая, глазастая, с ломтями черного хлеба в руках. Плясало в печи пламя, и дом был наполнен теплом и чистотой.

– Главное, больше книжек читать, больше книжек! – поучал Степан своих внимательных слушателей. Лицо ездового оставалось неподвижным, лишь вспухшие, растрескавшиеся губы шевелились. Было непонятно, обращается он к детям или разговаривает сам с собой в каком-то чадном, но не убивающем мысль бреду. – Вот я грамотным дуже завидую… Не пришлось выучиться. А хотел на врача по лошадям пойти… На курсы животных санитаров вступил. И не повезло: курсы прошел, а документа не дали. У нас руководитель был – ох, сильный мужик, с бритой головой, как кавун, в белых перчатках. Вот привели на манеж больную лошадь, он махнул перчаткой, кричит мне: «Мужик, проведи рысью!.. Стой! Ясно! У нее боль в плече». А меня черт дернул, говорю: «Не, нема… она на такой манер хромает, что, выходит, сухожилие у нее подрезано. Видать, дурень какой пахал на ней да и лемехом подрезал…» Осмотрели: и точно. Сухожилие подрезано.

– Мне татко всегда говорит: пашешь – не толкай лемех к ноге! – сказал старший важно.

– А Звездочки все равно нету, – поправила его младшая.

– И что ты думаешь? – продолжал Степан, глядя в бревенчатый потолок. – Всем документы дали за скончание курсов, а мне не дали… А ученым быть дуже хорошо. Вот у нас в отряде подрывник – университет окончил. Это ж надо. Приятель мой! И химию знает… и дроби!

Ездовой, не поворачивая головы, скосил глаза в окно и увидел, что Галина доит «голландку», а Левушкин стоит возле нее. И еще он увидел, что обоз, мелькая среди голых деревьев, уходит все дальше от кордона.

– Вот они немцев побьют и возвернутся сюда, – продолжал Степан, – и я его вам покажу. Он обязательно сюда возвернется, есть тут у него дела…

Галина, поставив на землю ведро с молоком, стояла с разведчиком и, держа его за отвороты шинели, говорила:

– Левушкин, ты уж за ним посмотри. Пожалуйста! Ты ловкий, ты надежный…

– Ну ладно, ладно, чего там! – сказал Левушкин. – Обещаю. Чего мне с ним делить. У нас только одна война на двоих, а девки, видать, будут разные. Если доживем, конечно!

Она неловко поцеловала его в щеку.

– Сподобился! – сказал Левушкин. – Как любимого дедушку чмокнула… – и, иронически подняв светлую бровь, он торопливо и не оглядываясь зашагал вслед за скрывающимся вдали обозом.

Обоз двигался сквозь густой, свежей посадки сосняк. Бертолет и Топорков шагали позади телег, в арьергарде, по глубокому, усыпанному коричневой хвоей песку. Лицо майора, несмотря на холодный ветер, было в мелком поту, и шел он с натугой, ссутулившись и прикрыв глаза.

Топорков вытер пот со лба, с усилием, догнав телегу, ухватился рукой за кузов и попытался сесть на ходу, но чуть было не сорвался.

– Помогите сесть, – сказал он хрипло.

Бертолет подсадил его, и майор прислонился к ящикам, прикрыв глаза. Пот снова густо выступил на его лице.

– Что с вами? – спросил взрывник.

– Ничего, ничего, – ответил майор. – Усталость. Нельзя нам уставать, да вот война получается длинная…

Он развернул карту.

– Как вы думаете, почему они нас не преследуют? – спросил Топорков с тревогой. – Может, потеряли, а?..

И тут к Топоркову подбежал Левушкин.

– Товарищ майор, там, по дороге, полицаи едут. Трое. Пропустим? Или, может, возьмем? – последние слова он выделил, произнес с надеждой. – Возьмем, может, товарищ майор?

По дороге навстречу партизанскому обозу ехала бричка с «польским», лозой оплетенным кузовом. Человек, сидевший на бричке, узколицый, загорелый, был одет во все новое: на нем была черная пилотка, надвинутая на низкий лоб, серая шинель нараспашку, а под ней мадьярский коричневый френч с огромными накладными карманами.