Эмилия Дворянова - Дилогия - Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

Комната действительно оказалась пустой, внутри не только не было никого, там не было ничего. Она показалась ей мрачной, лишь из маленького окошка под самым потолком, вровень с землей, робко пробивался свет — небо с трудом выцеживало из себя лучики света, и они просто не могли проникнуть так глубоко … а в их тонких нитях плясали пылинки. Ничего кроме пылинок. Пепел от роз или розы из пепла, в голове Анастасии возникла цветовая ассоциация, воздух, как воспоминание, содержал в себе этот пепельный цвет в сочетании с влагой, в полусумраке комнаты она даже не поняла, где искать выключатель, но свет электрической лампочки здесь не был нужен, просто ей самой нечего было тут делать. Когда глаза немного привыкли к темноте, она разглядела на стенах отставшие куски обоев — это сырость, неумолимо проникающая через стены бассейна, размягчила клей и покоробила их поверхность, ничто не в силах устоять перед сыростью, каплям нет преград, она почувствовала запах серы, которая проникла сюда, раздражая дыхание, и это было очень похоже на состояние опьянения, так что, сделав пару шагов вперед, чтобы не стоять в дверях, Анастасия чихнула, ее качнуло и она с трудом удержалась на ногах — ухватиться было не за что. Или это не та комната, или доктор меня обманул, или я сама себя обманываю… и не понять, где же истина. В полутьме она различила под окном какой-то странный предмет на подставке, значит, что-то здесь всё же есть , это что-то напомнило ей телеграфный аппарат или рацию, хотя нечто подобное она видела только на картинках… дальше идти она не осмелилась, пепельный цвет, сырость и запах серы действовали на нее удушающе… аллергическая реакция , подумала она еще незамутненной частью сознания и не стала разглядывать аппарат. Только представила, а что если бы это действительно была рация, и она бы работала, и если бы кто-то был где-то там, на другом конце, и если бы она знала азбуку морзе, и если бы здесь не воняло так ужасно, и сколько еще таких «если»… то могла бы послать сигнал SOS… как с тонущего корабля, так долго идет дождь, SOS… но кому, ведь уже нет таких аппаратов и на той стороне пусто… и азбуку морзе она совсем не знает… Почему-то вдруг ей стало страшно. Показалось, что слышит шаги, но это только воображение, всё те же антибиотики, которые излечивают от любви, просто кто-то прошел мимо дверей в бассейн, и Анастасия выбежала из комнаты, оставляю место преступления , пошутила она про себя, чтобы немного приободриться, но шутка не помогла. Ушла с каким-то тягостным чувством, и никому ничего не рассказала.

… так сестра Евдокия ничего и не узнала. Знакомство с листами не дало результата, хотя она была уверена — что-то есть, что-то там есть… но ее незатухающая тревога обозначилась совсем рельефно, получив воплощение в словах — пустым было место Анастасии, как тень уплывшей в никуда лодки. И эта пустота была невыразимой… доктор, как только вернется, должен сразу же снять ей повязку, я и сама ему скажу, ведь кроме меня ей помочь некому, она представила, как входит к нему в кабинет, он сидит в кресле, которое она заняла сейчас без его разрешения, и, стоя перед ним на своем обычном месте, просит его, прошу вас, доктор, я наблюдала за ней, мы должны позаботиться об Анастасии, прошу вас… а что еще могла бы она ему объяснить… ну а там пусть он сам решает, но это всё потом, а сейчас ей самой нужно было справляться со всем этим, и она стала читать дальше слова, которые казались ей бессмысленными, она вообще не могла взять в толк, для чего доктору понадобилось их собирать, заставляя всех верить в то, что и в эти дни он их читает… насколько она его знала, весьма сомнительно, чтобы он их прочел и когда вернется, но возможно — это часть самотерапии на время его отсутствия, иллюзия наличия связи с ним, впрочем, ей эти листы всё же могли помочь…

… и после всех этих рассуждений сестра Евдокия стала читать дальше, в ее сознании слова начали смешиваться с голосами… так, она услышала признание одной пациентки в том, что у нее есть любовник, а сейчас ей неимоверно тяжело, потому что она лишена возможности с ним связаться, и она просила доктора переслать ему письмо от нее, так как с тех пор как испортилась погода, почтальон сюда не приходит; мисс Вера поругалась со своей соседкой, обвинив ее в непорядочности; золотой набалдашник, описав дугу, опустился на плечо фотографа, посмевшего приоткрыть дверь в подвальную комнату и снимать людей в самый интимный момент медитации; стук мяча об пол вызвал недовольство мужчины в шелковой рубашке с первого этажа, который жаловался доктору, знаете, доктор, вы не должны допускать сюда таких молоденьких девушек, а эта просто инфантильна без меры, играет в мяч, причем в коридоре и в самое неподходящее время ; любимая приятельница француженки, испугавшись фото-вспышки, закричала от страха, а потом заявила, что уедет отсюда при первой же возможности; а сама француженка увидала во сне, что входит в совершенно пустой кинозал, только в первом ряду — мужчина, его голова закрывает экран, и она испытала странное возбуждение, особенное возбуждение, а я считала себя старой, простонала она в голос и словами записала это на листе; сомкнутые веки мужчины, глаза которого никто никогда не видел, раскрылись, его взгляд устремился куда-то вдаль, и эхом прошелестел вздох, доктор, мне кажется, что и в этом деле я потерпел неудачу, мои бинты сняли, но я теперь знаю — всего два шага, и я пораню свои ноги ; а одна пациентка спрашивала, нормально ли в ее возрасте увлекаться рыцарскими романами и чувствовать, что живешь только в них, уже через неделю мне исполнится сорок, доктор, в этом возрасте никаких рыцарей нет; супруга Линда пожаловалась, что ночами смотрит в темноту и ничего не видит, как будто ночью вообще можно что-либо увидеть; фотограф, в аппарат которого заглядывала Анастасия, признался, что пытается найти в ограде какую-нибудь дыру, чтобы ненадолго выбраться отсюда и переписать на диск хотя бы фотографии с рецитала, потому что если идти через ворота открыто, всегда кто-нибудь его остановит, ведь снимки, доктор, пропадают, они исчезают, может быть, не все дороги так уж непроходимы, Ханна устала гулять с Шубертом в лабиринте влаги, навсегда, доктор, навсегда ; супруг Линды прямо сообщал, что терпеть не может свою жену, все мы одиноки, и как только меня занесло сюда, доктор, какой там отдых, какое лечение? а потом он постучал в дверь Ады, и она ему открыла; этой ночью один господин постучал в мою дверь, я впустила его, он пробыл у меня два часа, и мы говорили вовсе не об искусстве, на обратной стороне ее листа красовалось странное животное с двумя головами и восемью конечностями, перечеркнутое толстыми линиями в виде решетки, но все равно хорошо различимое за ней, я здесь, чтобы нарисовать руку ангела, писала Ада…