Эмилия Дворянова - Дилогия - Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

О, сказала она,

ей захотелось найти сестру Евдокию и попросить, чтобы она прекратила всё это,

но что именно?

блуждание.

Не в силах выдерживать всё это дальше, она обулась, набросила куртку с капюшоном и решительно оставила комнату, прошла по коридору, ни на кого и ни на что не глядя, сбежала по лестнице вниз, но вместо выхода к парку через сад вышла через ворота, ведущие к морю. Анастасия не стала бродить по саду в поисках сестры Евдокии, она просто решила сбежать от всего и от всех, вопреки вполне логичной мысли о том, что именно в этот день возвращения никто бы не… Дремлющий в ней инстинкт, тяга к бегству, проснулся под вой пылесосов и мешанину не разрешившихся в себе звуков, потому что Анастасия совершенно не умеет ждать, ожидание для нее невыносимо, и в такой критический момент это сыграло с ней злую шутку, терпеть не могу ждать, терпеть не могу, когда ждут меня, когда-то она сказала так Аде, и я не буду ждать , решила она сейчас, она не обманывает себя, реализуя без промедления все свои ожидания, и потому, наверное, должна была бы утонуть в грязи, как Бони, а потом бесславно вернуться, но, выходя из центрального входа, вдруг заметила нечто необычное, совсем неожиданное: калитка в ограде со стороны моря была открыта настежь, а замок висел в своем кольце и даже покачивался на ветру, наверное, кто-то из рабочих выносил здесь мусор и забыл закрыть за собой этот опасный выход, ведущий прямо к скалам, откуда человек с тренированными, гибкими мускулами, был бы в состоянии преодолеть крутизну и спуститься прямо к берегу, но если их нет… и она пошла туда. Пройдя через узкую калитку, Анастасия облегченно вздохнула, суматоха за спиной наконец-то выпустила ее из своих объятий, туда-туда-туда и туда… принялась она считать свои шаги и через несколько минут уже сидела на камне, обломке скалы, таком любимом, когда они сидели здесь вместе с Ханной, и таком холодном, мокром и скользком сейчас, напоминающем, скорее, набросок на желтом листе, сделанный рукой Ады. Всё, хватит… и стала глядеть на море, тоже запутавшееся в смешении свалившихся на него облаков, смахнула с лица капли дождя и прислушалась, рев волн заглушал все другие звуки, рев волн заглушает мой собственный пульс, рев волн заглушает мою собственную кровь, рев волн заглушает мою собственную мысль, рев волн… произнесла про себя Анастасия и не закончила… естественно, это была даже не мысль, просто попытка озвучить рев волн в их собственном ритме… она совсем озябла в своей легкой куртке, почувствовав, как холод проникает сквозь камень, сквозь ткань одежды — к ее коже, а сквозь повязку — к ее ране, меняя свое качество и превращаясь в ощущение оцепенелого одиночества… одиночество сожрет меня , подумала она, и, как бы подтверждая или опровергая эту мысль, из тумана, со стороны тропинки на краю скалы — она увидела это боковым зрением — в нескольких метрах от нее возникло какое-то четвероногое существо, Анастасия вздрогнула, повернула голову… овца? но в следующий миг поняла, что это собака, надо же… спутать собаку с овцой можно только в состоянии полнейшего оцепенения, оцепенело смотрела на нее и собака, и для нее Анастасия возникла из тумана, как статуя на постаменте, выбитая в камне, а интересно, какой она видит ее своими остекленевшими глазами? как-то отстраненно подумала Анастасия и позвала ее, чтобы заглушить подступающий страх:

— собачка!

собака не шелохнулась, продолжая смотреть на нее издали.

— собачка!

повторила Анастасия, та не отозвалась, только подняла голову и завыла — в небо, в облака, в дождь… и этот вой окончательно закрепил в ней ощущение хаоса, превратив его в тревогу, из которой ей уже никогда не выбраться… не выбраться, ей вдруг ужасно захотелось встать, вернуться обратно, найти сестру Евдокию и сказать ей: хаос — куда более достойная причина для слез по сравнению с пережженными волосами, так почему же вы не плачете?.. но при чем здесь пережженные волосы? сестра Евдокия приняла бы ее всерьез, она ведь не понимает метафор, не разбирается в подтекстах и тут же расплачется, но ее нет, а значит, она не сможет ее понять, мне нужна помощь , сказала бы ей Анастасия, в общем-то, это правда, всё остальное — выдумки, а если метафора сомнительная, то нет сил пошевелиться… она окончательно почувствовала себя брошенной и непонятой — до слез, которые мешались с дождем…

… вполне понятно, однако, и другое, сестра Евдокия вообще не виновата в этом своем недостатке, вызвавшем слезы, которые она просто не переносит. Доктор не мог бы вернуться в здание, утонувшее в грязи, и даже если бы Анастасия преодолела свое временное оцепенение, вряд ли сестра Евдокия смогла бы уделить ей внимание в такой момент, в этом она абсолютно уверена. Пока Анастасия пребывала в собственных невозможностях и, как последняя эгоистка, пряталась в своем внутреннем мраке, сестре Евдокии предстояло выполнить ряд других, куда более важных дел, потому что хождение взад-вперед из санатория в сад и обратно не прекращалось, вопреки ее постоянным просьбам, прошу вас, возвращайтесь к себе в комнаты, доктор приедет, а вы все уже завтра разболеетесь, не подводите его, у вас же нет плащей… об испачканной одежде она даже не упоминала, это казалось ей такой мелочью, а дождя, пусть и довольно слабого в этот день, вполне хватало и на простуды, и на покрасневшие глаза, и на ломоту в костях, и на «О» Анастасии, в санатории ощущался запах влажной одежды, сохнущей по комнатам. Но никто ее не слушал, пациенты даже посмеивались над ней, потому что сама сестра Евдокия все время выходила в сад, и ее волосы тоже обвисли от влажного воздуха, ничего не осталось и от ее обычно аккуратной прически жесты становились всё тревожнее, она вмешалась даже в спор о бегоний, которую одни хотели спасти, а другие — выбросить в мусор вместе с корневищем, что было совсем непохоже на нее, ведь раньше она всегда предоставляла спорящим возможность самим разобраться в своей проблеме, видели также, как она машинально подбирает с земли мусор, мечется между двумя воротами, на восток и на запад, а под конец даже подошла к самой северной части ограды, где вообще ничего нет, ну там-то что делать? Так все пришли к выводу, что сестра Евдокия просто не в себе: проявляя заботу обо всех, совсем неправомерно навязывала им свои опасения и страхи… в конце концов, они же взрослые люди, могут и сами о себе позаботиться, и эта видимая ее слабость, граничащая с неадекватностью, вызывала скептические ухмылки в ответ на ее тревожные замечания. Ее взгляд, как и взгляды пациентов санатория, часто обращался туда, где вдоль морского берега, по скалам, куда только глаз хватало, вилась щебенчатая дорога, правда, уже без щебенки, потому что камешки давно смешались с влажной землей, за дорогой вообще никто не следил, очевидно, щебенку смыло в море во время сильного дождя, и земля, как холодная лава, сползла со скал вниз, ко всем чертям или в еще более далекую и воображаемую видимость, а значит — невидимость… дорога обрывалась здесь, ее просто не существовало, она слилась с пейзажем… человек может предположить всякое, коль скоро его предположения начинаются там, где кончается горизонт его взгляда…