Надежда Михайловна - Дорога в никуда (СИ)

Демид пришел весь такой уставший, взмыленный, тяжело опустился на крылечко и долго сидел отдуваясь. Маринка засуетилась, притащила ему попить, сняла лямки его тяжеленного рюкзака, ругаясь при этом на всю поляну:

— С ума сошел? Зачем столько тащил? С твоим ли здоровьем?

— Да, не рассчитал малость, — вздохнул Демид.

— Не рассчитал он, хуже маленького ребенка!

Хлопочущая над ним, сердитая Маринка вызывала улыбку, по сравнению с той, осенней, безразличной ко всему, эта была живой и, судя по засаженному двору цветочками — полностью пришедшей в себя.

— Как вы тут?

— Да нормально, только без тебя скучно было, да, Мик?

Пес лежащий у ног хозяина и преданно смотревший на него, негромко гавкнул, соглашаясь с ней.

— Баню вчера топила, ждала уже три дня, подтопить?

— Не надо, у меня сил совсем нет, ополоснусь и спать завалюсь.

Демид после бани даже есть не стал — лег на свой топчан и тут же уснул, проспал с пяти вечера до самого утра. Маринка ходила на цыпочках, печально посматривая на усталое даже во сне лицо Демида. Разобрала лежащие сверху в рюкзаке продукты — дальше не полезла, мало ли какие могут быть там вещи, улегшись спать, прислушиваясь к равномерному дыханию Демида, вдруг отчетливо поняла, как станет ей не хватать вот этого, казалось бы, простецкого, но такого внимательного и много знающего, ставшего для неё истинным другом, мужика.

— Да, здесь хорошо, никто не мешает, красота, воздух, но жить здесь постоянно — ни за какие коврижки… Что-то изменилось после прихода Демида, неуловимо, но как-то проскальзывала в словах, внимательных его взглядах, едва заметная нотка горечи. Маринка шкурой, как говорится, ощущала её.

— Демид, у тебя там, в России ни у кого ничего не случилось??

— Нет, с чего ты так решила?

— Ну мало ли, мамулька твоя в возрасте уже??

— Мамулька моя ещё сама огород сажает, сестрами командует, все пока нормально.

Демид с Миком уходили в поисках больных или подгнивших деревьев, попутно на волокуше притаскивал он всякие сучья, стволики, аккуратно распиливал, колол, и укладывал в поленницы. Маринка категорически настояла ходить с ним и помогать пилить двуручной пилой отмеченные для спила деревья.

— Помогала когда-то отцу в деревне, давай не будем ругаться, чем смогу — буду полезной.

Спиленных два больших, почти упавших от старости ствола, хватило пилить на небольшие чурочки, аж почти две недели. Маринка, каждый раз ходила с Демидом, он пытался надавить на неё, но она уперлась.

— Нетушки, я и так полгода у тебя в нахлебниках. Чем могу, обязана помочь.

Перетащили наконец все чурочки, Демид колол, Маринка складывала дрова в поленницы, возилась с цветочками, радовалась первому урожаю — петрушка, кинза, укроп, приладилась поливать грядки, цветочки. Горное солнышко уже прилично поджарило её, она стала смуглой, вес не прибавлялся, Демид, посмеиваясь, называл её козочкой-горянкой.

— Марин, вот как кувшин с водой научишься на голове носить, точно будешь кавказская девушка.

— КувшинА-то и нету! — специально делая ударение на А, смеялась Маринка.

Лето здесь началось уже в мае, теперь после обеда, часов до пяти, Маринка не высовывала носу из дома — жарко, сидела чем-то занимаясь. То вязала, у Демида теперь было, как он смеялся, навязанное как невесте, приданое, два джемпера, теплая жилетка, две пары носков.

— Эх, Маринка, жаль, трусы не умеешь вязать, с таким приданным любая жещина возьмет в мужья.

— Пойдешь вниз, найди в инете описание, скопируешь, свяжу.

А Демид, нюхом чуял, что не успеет она ему связать эксклюзивные трусы, уверен был, что не позднее осени будет она уже дома.

Жалко, конечно, расставаться, но не прижилась она здесь, и дома был сын, которому мамка нужна, даже необходима. Ему, вон, уже под полтинник, а мамка, она до пенсии сыночка, а то и дальше — мамка. По жаре елось плоховато и продукты расходовались не очень. Маринка перешла на окрошку — благо, огурцы начали хорошо расти. Ну, как окрошку, скорее подобие её — яиц, колбасы и сметаны не было, но квас из концентрата, огурцы, редиска, лук, зелень — она с удовольствием хлебала эту тюрю, как называл её Демид.

К концу июня попробовали первую молодую картошку, Мик как-то приволок зазевавшуюся птицу, Демид ощипал, выпотрошил, наварили обалденный супец. А в начале июля он торопливо собрался идти вниз.

— Файзулла флаг поднял, я потопал.

Вернулся через пару дней, принес даже яйца, уложенные в пластиковое ведро. Маринка попрыгала, чмокнула Демида в щеку, понеслась готовить сто лет уже не пробованную, подзабытую, глазунью. А за столом Демид её огорошил: