Евгений Алёхин - Рутина

Просыпаюсь в поту и с головокружением. В темноте рядом стонет связанный мужик. Встаю и выхожу поссать. Иду мимо тел: храпят, шевелятся, бормочут в полусне. Чистилище.

– А ты куда? – говорит мне дежурный.

– В туалет.

– Зачем?

– Поссать. Как это зачем?

– На первый раз прощаю. Но ночью нельзя.

– Как это?

– Так это. Еще раз встанешь, свяжем нахуй.

Он повторяет уже сам себе, как бы конспектируя, уже без агрессии:

– Поссать… Ночью нельзя… Свяжем…

Умываюсь в туалете, немного смотрю через решетку на улицу. В свете фонаря падает снег. Здесь уже совсем зима.

В Москву приехал Лео. Я позвал его посмотреть мою пилотную серию. Он прошел на кухню, я открыл нам по сидру и сказал:

– Вообще-то, я уже не могу тут находиться и не хочу смотреть эту чепуху. По уровню и качеству получилось что-то вроде твоего первого фильма.

– Это какой ты считаешь первым?

– Тот самый. «Погладь мои волосы! Погладь…»

– Понял, спасибо. Давай посмотрим, не кокетничай, – сказал Лео.

– Я тебя предупреждал.

Я притащил ноутбук. Мы посмотрели где-то половину, а потом была сцена, где герою мерещились женские зады. И я увидел Дашину попу в трусиках, ее актерский дебют. Вот здесь, в паре метров от меня, она лежала прямо на этой кровати в этой проклятой квартире.

– Блять, надо вырезать это, – сказал я и захлопнул свой мак.

– Ты чего? – спросил Лео.

– Она то приходит, то уходит. Но, мне кажется, больше не вернется, – сказал я, чуть не плача. – Прости. Просто черной пиздой накрывает, и все, привет.

– Пойдем, я тебя угощу пивом с сидром, – сказал Лео.

– То есть пока.

– Ты о чем?

– Не «привет», а «пока». Это я себе, похоже.

Мы спустились на улицу, но день был прохладный. Поэтому мы засели в «Сабвее» и принялись пить темный «Козел». Просто болтали, вспоминали былое. Лео пытался отвлечь меня. В какой-то момент вспомнили Сигиту, она теперь была замужем за Ваней, близким другом Лео, соавтором многих проектов. Я был очень благодарен Лео до сих пор за то, что он принимал мою сторону, когда Сигита уходила, и даже на время переставал общаться с Ваней.

– Я ничего не забыл. Помню, что ты был на моей стороне. Иначе бы я уже написал роман о том, какой ты бездарный режиссер.

– Ну да, пиши. После нашей поездки в Индию меньшего от тебя не жду, – улыбнулся Лео.

– Ничего страшного. Каждый вынес то, что вынес.

Потом меня понесло. Я говорил, что невозможно разлюбить бабу. Оказывается, все эти годы я любил Сигиту, даже Оксана не помогла. Только встретив Дашу, бабу, которая пахла лучше для меня и под которую мой мозг подстроил все свои гипотезы и все свои философские наработки, только новой наркотой я смог заглушить бесконечный отходняк. А теперь мне пиздец.

– Нормально, – сказал Лео. – Вы с Костей как два поэта Серебряного века. Каждому нужна баба, с которой невозможно быть.

– На которую ты смотришь из темноты, как пес.

– Примерно так, – согласился он.

– Мне пиздец. Я часто думал: как плохо, что я не дал Ване пиздюлей, когда он приходил. Он сам пришел ко мне в руки, жирненький и слабый. Но я не бью по лицу, не могу. Потом думал: как хорошо, что я не распустил руки! А потом опять менял мнение. А потом думал: как хорошо, что Сигите нашелся нормальный парень, потому что мы оба с ней не в себе. Она бы ехала крышей, и я с ней заодно, и что это был бы за брак? Два калеки в открытом море на резиновой дырявой лодке? С Ваней ей точно лучше. Бабы – это не мое.

Вдруг Лео заплакал. Я никогда его не видел хныкающим.

– Ты чего, братан?

– Да ничего. От любви большой.

Он сидел за столом в «Сабвее», перед нами подносы от этих дурацких невкусных роллов, алюминиевые банки, тут же сидели какие-то работяги малых народностей, а Лео, этот смуглый здоровяк интеллектуал, впервые плакал при мне.

– Ты чего, братан? Свою бабу вспомнил?

– Да нет, просто ты меня растрогал, говнюк.

На нем была та же курточка, в которой он прыгал на скутер индийскими ночами, а до этого, еще осенью, снимался в ней у меня в клипе на песню «пролог». Настоящий честный художник, Лео, написавший пару хороших книг, которому так же, как и мне, не далась профессия «кинорежиссер».

– Пойдем есть осетинские пироги? – спросил я.

Мы вышли из «Сабвея», взялись за руки, как азиатские подростки, и пошли к осетинам, раскачивая наш двойной кулак, борясь с жестокой реальностью.