Евгений Алёхин - Рутина

Мама жила на соседней станции – «Алексеевской», снимала там двухкомнатную квартиру, вела бизнес, который не очень хорошо шел: продажа элитной бытовой техники через телефон. Она кормила Сигиту, воспитывала, ругала, очень любила и оберегала. Я иногда приезжал, чтобы переночевать в обнимку с Сигитой и поесть домашней пищи. Как плата – приходилось выгулять собаку по кличке Оскар.

С Оскаром мы друг друга не любили. Я заходил в большую комнату, садился с Сигитой на диван, и стоило мне только обнять ее или погладить руку, Оскар тут же ревновал и запрыгивал к ней на колени.

– Ося-Ося, – говорила Сигита, забывая обо мне.

– Посмотрите, какой крепыш! – тут же подхватывала ее мама из другого конца комнаты, отрываясь от телевизора или своего рабочего журнала.

Я был посторонним в этом мире. Пытался погладить Оскара, чтобы сказать ему при помощи прикосновения:

– Парень, полегче. Мне не нужна твоя еда, не нужна ласка, которая предназначается тебе. Но Сигита – моя девушка, моя будущая жена. Я познакомился с ней летом две тысячи пятого, когда увидел ее на экзаменах. Она поступила, а я тогда – нет. Но я сразу сказал себе: она будет моей. И потом я уехал домой в Кемерово, доделал свои дела, проверился на венерические болезни и выдумал новую жизнь. В которой я встречусь с ней. Я приехал в Москву, вышел из поезда, без сотовой связи и почти без денег, приехал к общаге и не знал, что делать. Ося, я стоял, чувствовал себя нелепо – я же никогда прежде не покупал сим-карт, я не умел вступать в контакт с незнакомцами, не умел жить. Я не знал, что шестидесяти рублей не хватит на сим-карту, и стоял один под общагой, разглядывая бумажку с номерами знакомых. Так я и увидел ее. Сигита сказала мне «привет», и мы стали жить вместе. Ты, собака, все это чувствуешь, но мешаешь нам. Почему ты такой мелочный? Вот же она – гладит тебя и прикидывается, что ты еще щенок. Ты здесь царь, а я – гость. Но прояви ко мне уважение.

Оскар дергался под моей рукой, что-то ему не нравилось. А мама Сигиты в тысячный раз повторяла со смехом:

– Он думает, что он до сих пор маленький! – И Сигите приходилось сталкивать Оскара со своих коленей – эту здоровенную дворнягу, мутанта с мордой овчарки, ушами кролика и мозгами насекомого.

– Ося думает, что он малыш, – говорила Сигита.

– Он вообще умеет думать? – тихонько спрашивал я, чтобы мама не слышала. Сигита толкала меня локтем.

Гулять с Оскаром нам было не очень. Пока я водил его на поводке, он мог только помочиться. Но моя работа была гулять с ним, пока он не сходит по-большому. Я обходил дворы, оттаскивал его от других собак. Парень терпел из последних сил: то ли из упрямства, то ли у него был синдром застенчивого кишечника, не знаю. Ладно, я, наконец, жалел его и бросал поводок. Он отходил к каким-нибудь кустам, я совал руки в карманы, но был начеку. Стоит мне дернуться чуть раньше, чем Оскар начнет сбрасывать груз, – люк закроется еще на полчаса. Поэтому я делал вид, что забыл об Оскаре.

– Тебя нет, где же Оскар? – говорил я и присвистывал.

Тогда Оскар расслаблялся и начинал гадить.

– Хорошо. Молодец. Парень, которого я не вижу, делает свои дела, которых нет, – говорил я.

Как только Оскар закапывал говно, мне надо было резким движением поднять поводок с земли и идти домой. Часто Оскару удавалось опередить меня, рвануть и убежать. Иногда я ходил за ним, гонялся по окрестностям. Чаще ждал, пока он нарвется на неприятности и вернется сам, испуганный и пристыженный, уставший от собственной глупости.

Мы возвращались в квартиру, стараясь не смотреть друг на друга. Оскар сосредоточенно бежал на кухню и утыкался мордой в миску с ужином.

Ночью Сигита быстро засыпала в нашей маленькой комнатке. Мне хотелось не позволить ей уснуть – сперва нужно было заняться любовью. Но за дверью, в коридоре и соседней комнате, были мама и Оскар. Нужно было выждать, пока уснут они. Стоило начать раньше – Оскар был тут как тут, догадывался, что кто-то ласкается, поэтому в любой момент мог начать ломиться и пихать нос в щель под дверью.

– Ося-Ося, – строго говорила мама Сигиты. Но я читал подтекст, который был адресован мне:

Не.

В моей.

Квартире.

Узнав, что летом я немного работал курьером, Сигитина мама стала давать мне по несколько конвертов, которые я должен был развести – перечень техники, которую она продавала. Я плохо знал Москву, ездил в дальние районы, сверялся по бумажной карте. В принципе, ничего страшного. Сто рублей за поездку, почти бесплатно, но должен же я был отплатить своим трудом и временем – за то, что ко мне хорошо относились, готовили еду. В принципе, мне не на что было жаловаться, ведь я мог быть рядом с Сигитой, хоть и не всегда получал возможность поставить пистон. Но я чувствовал, что ее мама считает меня слишком творческим, хочет для своей дочери другого, но ни разу ни одного упрека. Она держалась молодцом, помогала и мне тоже, по мере своих сил.