Наталья Нестерова: Гости съезжались на дачу

– Глядите! Паша! – первой увидела его Ольга Егоровна.

– Павлик! – вполне натурально обрадовалась жена.

– Надеюсь, я вам не помешал? – спросил Павел Александрович, пытаясь вложить в саркастический вопрос побольше яду.

Старый дурак, он скакал по железнодорожным путям. Это его поездка – отдельный рассказ не для слабонервных. Прибыл. Здравствуйте!

– Что ты такое говоришь, – мягко упрекнула жена. – Проходи, садись. Ребята, это мой муж Павел, лучший муж Москвы, Московской области и планеты Земля.

Алла Дмитриевна чувствовала себя неловко, потому что не перезвонила мужу. Ольга Егоровна передала его просьбу, но Алле Дмитриевне не хотелось врать, умалчивать про случившееся, а правду рассказывать долго. Алла Дмитриевна могла бы догадаться, что Ольга Егоровна наговорила Павлу сорок бочек арестантов. Переполошила его.

Лесть жены нисколько не успокоила Павла Александровича.

– Могу я полюбопытствовать, где наш внук? По-прежнему смотрит мультики?

– Нет, – Дуня пришла на помощь явно расстроенной Алле Дмитриевне. – Играет с моими детскими игрушками в доме Ангела.

Павел Александрович побледнел. Ему представилось ужасное. Дом Ангела – это на небесах? А жена вот тут хлещет спиртное?

– Ангел – это не в смысле «ангел». С маленькой буквы, – поясняла Дуня. – А с большой, имя собственное.

– Я Ангел, – поднялся здоровенный мужик и протянул руку. – Такое прозвище. Приятно познакомиться, сосед. Мотик в полном порядке. Отвечаю. У нас своих внуков пять голов. Садитесь. Галя, подвинься. Мы сейчас все объясним. Но главное – все кончилось хорошо, имеем право расслабиться. Согласен? Хорошо сидим, только скатёрочку не постелили, – сотый раз посетовал Ангел. Он уже всем надоел со своей скатёрочкой. – Ребята, налейте мужику.

– Воздержусь, – отказался Павел Александрович, когда его втиснули между Аллой и лысым пузатым соблазнителем.

– Сейчас опять будут рассказывать, как я бегала с лопатой и рубила уши, – пожаловалась Дуня Алёне.

Сражение с рэкетирами заняло несколько минут, но для каждого это было собственное время и, суммируясь, вытягиваясь в линию, оно представлялось длинным периодом. Почему-то в бесконечных воспоминаниях-пересказах именно роль Дуни с лопатой оказывалась главенствующей.

– Пусть Харя говорит, – постановил Ангел. – Он доктор философских наук.

– Доктор, вам слово! – буркнул Галя, которого оттер от Аллы Дмитриевны откуда ни возьмись появившийся злой муж.

– Харин Максим Эдуардович, – с легким поклоном представился доктор философских наук. – Для друзей детства – Харя.

Он был одет в старенькую рубашку Ангела, которая висела на нем, как на скелете. Но не в своей же окровавленной щеголять. У Гали был свитер, который он натянул на голое тело. Не любил чужой одежды. Отказался от рубашки Ангела: «Может, у тебя блохи». Ангел ответил, что его блохи против Галиных глистов – тихие мышки.

Харя представил присутствующих, из которых Павел Александрович знал только старожилов Ольгу Егоровну и Александра Петровича. Стал излагать события. Четко, без эмоций, но с краткими характеристиками фигурантов нападавшей стороны и этапов битвы.

«Какой мужчина! – подумала Дуня. – Он ведь нетрезв и пять минут назад мазал вилкой мимо тарелки».

– Какой мужик! – сказала ей на ухо Алёна.

– Ты думаешь? Он же старый.

– Старость – это ни разу не про возраст. А то ты не видела старичков тридцатилетних.

– Он у меня телефон просил.

– Дай! – решительно посоветовала Алёна. – Твой Степан, извини, просто бактерия лабораторная против этого Хари.

Дуня хотела уточнить у опытной Алёны, надо ли дожидаться повторной просьбы или самой проявить инициативу, но тут потребовалось сдвигать рюмки.

Павел Александрович на моменте рассказа об обработке ранений простынями машинально потянулся к стоящей перед ним рюмке. Харя поднял свою, сделал круговое движение, призывая всех выпить. Кто дотянулся, чокнулись с Павлом Александровичем. Дуня отметила, что в рассказе о битве ее роль валькирии с лопатой была упомянута вскользь, а в дальнейшем повествовании о передвижении по сельской дороге и активности в больнице представлена в сдержанных, но очень лестных выражениях. Как и материальное участие Аллы Дмитриевны, про которое Харя безошибочно догадался.

Когда он закончил речь, Павел Александрович поднял пустую рюмку, протянул Ангелу – налей – и сказал странный тост. Встреченный общим энтузиазмом: