Наталья Нестерова - Гости съезжались на дачу

Галя боролся со вторым мальчишкой, пытаясь отобрать нож. Прием, Ангел еще в детстве их научил, был плевый в исполнении и гениальный по эффективности. Разница в силе и весе значения не имела, и Галя легко бы разоружил сопляка, если бы не поскользнулся на траве. Перелетая через неуклюже плюхнувшегося Галю, мальчишка полоснул его по животу.

Дуня наконец взяла себя в руки. Все женщины сражались, а она испуганно блеяла. Алла Дмитриевна припечатала тазиком пристава. Тетя Оля боролась с мужем, не позволяя ему встать, катаясь по нему своим круглым, но цепким телом. Старики осыпали друг друга проклятиями, между которыми прорывалось: «Пусти, Оля… так тебя раз-так…» – «Не пущу, ирод… так тебя раз-этак…» Надо действовать. Она оглянулась в поисках оружия. Лопата, воткнутая в землю около цветника. Дуня выдернула лопату и помчалась на помощь тем, кто был лишен женской поддержки. Хотела ударить бандита, ранившего Максима Эдуардовича, плашмя, плоскостью лопаты, но черенок развернулся в ее руках, и лопата боком заехала бандиту по уху.

Она отрубила человеку ухо! Или пол-уха. Столько кровищи! Ужас. Конечно, ужас, но почему-то нет раскаяния. Напротив, хочется еще кого-нибудь прирезать. На траве валялись один из парней и Галя, он же Василий Юрьевич. У Гали на животе расползалось кровавое пятно.

– А-а! – заорала Дуня и подскочила к парню, ранившему Галю. Придавила его шею острым концом лопаты. – Убью, собака! Жизнь или смерть?

В кино часто плохие и хорошие герои приставляли к шее противника оружие. Правда, это никогда не был садовый инструмент. Да и герои не вопили противоречивое: сначала убью, а потом, как в детской игре «казаки-разбойники», жизнь или смерть.

– Дэвушка! – взмолился парень. – Нэ нада смэрть, нада жизнь, пожалуйста.

– Дуня, не волнуйтесь! – Галя с трудом поднялся. – Аккуратнее с лопатой. Не ровен час, отрубите ему голову, она будет тут кататься как арбуз. Нам это надо? Да и крови много, негигиенично.

Дуня на секунду представила кошмарную картину и тут же отбросила ненужное видение, от которого легко в обморок свалиться.

– Вставай, – ударила парня в плечо, – и руки вверх!

– Что тут у вас? – подошел Ангел. – Галя, ты ранен? Харя, и ты? Вас на минуту нельзя оставить.

– На себя посмотри, – ответил Харя.

Лицо и футболка Ангела были в брызгах крови.

– Ерунда, – отмахнулся он и добавил непонятно для всех, кроме друзей: – Это от лука. Что дальше? Вяжем гавриков и вызываем полицию?

– Погодите, – сказала Алла Дмитриевна и обратилась к Александру Петровичу, который уже вырвался от жены и встал на ноги: – У вас есть разрешение на оружие? Оно зарегистрировано?

– Чего? – не понял он.

– Ах, ты ж ирод! – воскликнула Ольга Егоровна. – Незарегестривонный!

Алла Дмитриевна посмотрела на мужчин:

– У Александра Петровича будут большие проблемы.

Мужчины согласно кивнули. Полиция отменяется.

Алла Дмитриевна продолжала распоряжаться. Это ее участок и ее ответственность. За троих мужчин, двое из которых истекают кровью, а у третьего ранение в плечо и почему-то кровоточит палец. Гори она пропадом, эта дача!

– Дуня, пожалуйста! – Алла Дмитриевна дернула головой в сторону «пристава», свернувшегося в позе эмбриона и скулящего. – Во внутреннем кармане у него папка с бумагами и удостоверение. Не могу сама, – показала обожженные ладони, красные с белыми, точно лишаи, сухими проплешинами. – Достань, пожалуйста! – Подошла к скулящему «приставу» и пнула его ногой. – Распрямись!

– И пистолет, – напомнил Ангел. – Трофей, как никак.

– И пистолет, – согласилась Алла Дмитриевна.

Дуня изо всех сил постаралась не показывать, что боится. Да и чего ей бояться – у нее в руках грозное оружие – лопата.

– Вы двое, – повернулась Алла Дмитриевна к несостоявшимся владельцам дачи, – взяли и унесли отсюда к чертовой матери это жвачное животное.

Транспортировали «пристава»-эмбриона непочтительно. Поднять его на ноги не удалось, валился и стонал, волоком тащили. Парень с порезанным ухом действовал одной рукой, вторую боялся отнять от раны, сквозь пальцы у него по-прежнему текла кровь, уже пропитала рукав и капала на землю. Никому не было его жаль, самим несладко.

В первые минуты боли не испытывали, бушевавший адреналин – сильный анестетик. Потом накатило. Галя двумя руками обнимал живот, Харя засунул раненую руку под куртку, Ангел двигался как робот, малейший поворот корпуса отзывался сильной тупой болью. Алле Дмитриевне казалось, что ожог распространяется – ползет огненной лавиной к локтю, плечу, добрался до шеи и палит голову. Не выдержав, она тихо сквозь зубы застонала и помахала руками в воздухе – хоть слабый ветерок пусть охладит.