Наталья Нестерова - Гости съезжались на дачу

Обычно соседка выглядела на даче как на загородном пикнике: светлые брючки и кофточки, белые кроссовки или открытые босоножки. Траву на участке косил ей дядя Саша. Единственное, чем обустроили дачу новые владельцы – замостили плиткой дорожки от калитки, вокруг дома и площадку перед ним, на которой стояла кованая загородная мебель и вычурный мангал под крышей. На дорожке к уличному туалету, старому, напоминавшему покосившийся скворечник, поверх земли были уложены доски. Алла Дмитриевна шутила, что, собираясь сделать «капитальный ремонт со всеми удобствами», они еще долго будут скакать по досточкам.

Сегодня Алла Дмитриевна никак не походила на леди в нарядах для великосветского барбекю. Испачканные сажей джинсы и футболка с длинными рукавами, голова по-бабьи перевязана косынкой с узлом на затылке. И совсем другая улыбка. Не щедрая, насмешливо-хитрая, задорная, а усталая, через силу.

Алла Дмитриевна жгла бумаги. Почему-то не в мангале, а в старом тазике, вокруг которого стояли раскрытые коробки. Дуне показалось, что в огонь кидаются письма. Зачем жечь письма? Что должно случиться, чтобы уничтожать прошлое, свое или чужое? Спрашивать было неудобно, сразу уйти тоже.

– Пиршество яблок, – сказала Дуня. – Пир – это когда еды больше, чем можно съесть.

Соседка снова улыбнулась, опять жалко и грустно:

– Пир – это много кухарок или поваров. Я очень люблю сушеные яблоки, не те, что в сухом компоте, сморщенные дольки, а те, что сейчас продают в маленьких пакетиках, кружочками с дырочками, мягкие, ароматные.

– Мои мама и бабушка такие заготавливали, – кивнула Дуня. – Прорва работы, а времени на нее нет.

– Поэтому свои яблоки выбросим, а импортные купим в супермаркете.

– «Диалектика прозы жизни», как выражается дядя Саша. Я с мужем развелась, – неожиданно призналась Дуня. – Он не хочет съезжать.

Это было неуместно: они мало знакомы, чтобы откровенничать. О Дунином разводе мало кто знал, потому что «развелись, но живем вместе» – звучит двусмысленно и вписывается в концепцию Степана: Дуня чудит.

«Нечистый за язык дернул, – подумала Дуня. – Откуда ты, черт, взялся?»

Она нашла объяснение: реакция на горести Аллы Дмитриевны, а у той точно горести, счастливые или просто эмоционально уравновешенные люди писем не жгут. Это как встречается тебе приятельница, рука у нее в гипсе. Движимая сочувствием, ты задираешь юбку и демонстрируешь повязку, под которой замазанное йодом красное пятнышко после удаления клеща. Впрыснул ли клещ вредные бациллы, не ясно, анализ не готов. Обеим плохо и обеим хорошо, потому что обеим плохо.

– Печально, – сказала Алла Дмитриевна.

– В каждом домушке свои заворушки, как любит говорить верная спутница жизни дяди Саши тетя Оля. Извините!

Дуня постаралась улыбнуться оптимистично и жизнеутверждающе. У нее, конечно, не вышло, как у прежней Аллы Дмитриевны, но ведь и попытка в зачет идет.

Алла Дмитриевна не выполнила обещание, данное маме – уничтожить письма из черной обувной коробки, – потому что не было времени съездить на дачу. Сжигать их, заодно и документы, привезенные мужем из Киргизии, в мойке на кухне было нелепо. Точно шпионке перед провалом. Алла Дмитриевна все откладывала поездку, пока вдруг не решила, что сжечь надо и все старые письма. Это будет ее действие, поступок, про который она говорила психотерапевту. Финальная точка невроза. Аллу Дмитриевну до сих пор передергивало от воспоминания о распродаже старых писем и альбомов с фотографиями в американском доме. Как бы на месте наследников поступили ее дети? Точнее – как они поступят когда-нибудь? Что будут делать с мешками писем неизвестно от кого? С хранящимися дома черно-белыми фото, на которых и сама Алла Дмитриевна никого не знает. На снимках из ателье с серьезным видом позируют бравые военные моряки – папины сослуживцы, женщины со смешными прическами и в старомодных платьях. На оборотах снимков подарочные надписи «на память от…». Любительские фото застолий, с парадов и демонстраций. Молодые красивые лица людей, большинство которых уже в могиле. Старые фото, кажется, коллекционируют, можно пристроить. Она не будет этим заниматься, пусть озаботятся дети.

Алла Дмитриевна приказала себе не поддаваться искушению, не пытаться перечитать какое-либо письмо, но поддавалась, выхватывала, читала.

Мамины письма из санатория. Они с папой уехали в Евпаторию, оставили ее с бабушкой, мама писала каждый день. Как-то письмо задержалось, с десятилетней Аллой случилась истерика. Бабушка была любительницей концертов без заявок, подхватила рев внучки и давай причитать: «Если они в море утонули… если они под машину попавшие… если их ограбили и порезали…» Алла замолкла, парализованная ужасом, потом медленно поднялась, взяла том «Биология» детской энциклопедии, который читала с целью понять на примере животных, как размножаются люди, и треснула бабушку по голове. Когда через несколько дней родители позвонили по междугородней связи, бабушка пожаловалась, что Алла ведет себя плохо, избивает ее.