Фиона Валпи - Девушка в красном платке [litres]

– Ничего, Гюстав. Потому что я не позволила им. Что бы они ни делали, это не могло задеть меня. Понимаешь, я решила, что я не там в этой серой комнате. А здесь, на мельнице, с тобой.

После этого зарыдал и Гюстав, а Лизетт обнимала и укачивала его, успокаивая, как ребенка. Когда слез больше не осталось, она улыбнулась им обоим.

– Но знаете что? Они спаслись. Франсин, Амели и Даниэль. И другие тоже. Это было ясно по вопросам гестапо. В конце концов им пришлось принять мою версию. Ведь грузовик обыскивали и по пути туда, и по пути обратно. И он был пустой. Потом они отправили полицию поговорить с мадам Деклан. Она подтвердила, что я навещала ее в воскресенье вечером, и показала лекарства, которые я ей оставила. Им пришлось меня отпустить.

Закрыв на ночь мельницу, Ив вернулся. Когда Лизетт обернулась к нему, ее глаза вдруг засияли так же ярко, как прежде. Женщина, которую они так горячо любили, снова была с ними!

– Они спаслись, Ив! Они все спаслись.

Кажется, это называется диссоциацией, когда ты мысленно переносишься в другое место, чтобы вынести невыносимое. Именно это Лизетт удалось сделать в течение тех трех дней и ночей невыразимого ужаса, когда ее допрашивали гестаповцы. Сара сказала, у Лизетт получилось отстраниться от того, что с ней делали, представить, что она в другом месте, вырваться за пределы серых стен и перенестись к любящей атмосфере на мельнице. Вот это сила характера. «Устойчивость» – еще одно слово, которое часто используют психотерапевты. Вам нужно повышать психологическую устойчивость, говорят они. Вот только одним это дается проще, чем другим. Думаю, Лизетт – хороший пример.

Я тоже так иногда делала, отстранялась от собственного тела. В постели, с Заком. Сначала наши занятия любовью представляли собой пьянящую смесь из нежности и пылкости. Но потом они изменились: стали чем-то злым, гнетущим, совсем без любви. В такие моменты мой разум покидал тело и я представляла себя где-то в другом месте – где угодно, но не там, с ним.

Я ощущала его потребность подавлять, властвовать, контролировать. Он проявлял любовь и заботу, а потом отбирал их, пока я не стала растерянной и напуганной. Я все время была настороже, не могла расслабиться ни на секунду, ждала следующей гневной вспышки или едкого замечания, или взгляда в мою сторону, от которого я застывала на месте, зная, что любое следующее слово или действие вызовет его гнев.

Когда я начала учиться в Открытом университете, я перестала так сильно ощущать свое заточение. Мне было куда пойти, пусть даже по большей части все еще только мысленно. Я получала диплом по английскому языку и литературе, так что, хотя я выбиралась из квартиры все реже и реже, заказывая книги и обучаясь онлайн, писатели вроде Чарльза Диккенса, Джейн Остин и Джорджа Элиота помогали мне сбежать в другие миры. Я получала хорошие оценки за сочинения и мало-помалу начала верить, что в конце, возможно, смогу получить хороший диплом.

Иногда нужно было посещать семинары. Я могла бы делать это онлайн, но для меня они были возможностью сбежать на вечер-другой, и я сказала Заку, что посещение обязательно. Еще одна ложь. Еще один крохотный акт сопротивления. К тому времени выходить из квартиры одной было для меня пугающим испытанием, но я знала, что должна стараться. Но после, когда остальные из группы (все они казались дружелюбными) предлагали пойти выпить кофе, я находила какую-нибудь отговорку и спешила домой. Я знала, что Зак смотрит на часы и проверяет мое местоположение на своем телефоне. Любое необъясненное промедление не сулило бы мне ничего хорошего.

И все-таки мне удалось разорвать одну или две шелковые нити, которыми он меня оплел. Я чувствовала, что внутри меня вновь разгорается огонек моего собственного «я», словно маленький теплый язычок пламени.

Встав в следующую субботу пораньше, Элиан составила банки меда в корзины, чтобы Гюстав с Ивом отнесли их в грузовик и отвезли на рынок. Без Франсин управляться с продажей было совсем не так просто. Но Элиан знала, что должна разбираться с этим как можно честнее, поскольку сейчас все особенно страдали от карточной системы.

В Кульяке была река и окружающие ее леса – подходящий источник рыбы и дичи, чтобы дополнить жалкие пайки, за которыми люди часами стояли в очередях перед лавкой мясника и пекарней. К тому же у большинства в округе были хотя бы маленькие участки, где они выращивали что могли. Но Элиан знала, что в более крупных городах живется тяжелее. Даже в Кульяке немцы предъявляли ко всем строгие требования: треть урожая по-прежнему нужно было свозить на их склад; накопление запасов считалось проступком, дающим право на арест. А на днях перед мэрией появилось объявление, провозглашающее, что любого, у кого будет обнаружена тайно выращенная свинья, ждут тюремное заключение и конфискация животного.