Wind-n-Rain - Костолом

Товарки уже и не спрашивают, куда она ходит. Сказала же им однажды — они и отстали. Теперь та ложь служит ей железным алиби на все случаи жизни.

— Ксю, поешь хотя бы. Лица на тебе нет. Суп с обеда горячий — баба Поля специально для тебя оставила.

На предложение начальницы желудок Ксении откликается жалобным урчанием. Голод — не тётка, а что если и голова именно от голода кружится? Сквозь свежевымытое оконное стекло виднеется обласканный низкими вечерними лучами гостиничный двор. Времени нет.

— Да не, я только хлебушка возьму на дорожку.

Едва за калитку — и сразу жевать. Но стоит за угол завернуть — туда, где частный сектор и вечное безлюдье — и кусок стрянет в горле. По-настоящему: Ксения кашляет долго и заливисто, пока не освобождает дыхательные пути от душистой ржаной корочки.

— Ну, здравствуй. Садись.

Ян стоит, оперевшись о бампер своего внедорожника. Ольга тоже с ним — притихла на заднем сидении. И две пары одинаковых глаз смотрят на Ксюху выжидающе.

— Или снова припульнёшь? Бегать-то ты мастачка, это я уже давно усёк, с первой встречи. Да только не стоило тебе вмешиваться в дела, которые тебя не касаются. — Костолом выдерживает очередную тягучую паузу и картинно распахивает перед беглянкой переднюю дверцу пассажирского. — Садись, говорю. Дорогу показывай.

Ксения садится, вопросов не задаёт. Всё и так ясно. Выбора у неё никакого — фактически она в плену. Отводит взгляд, невольно натыкаясь им на зеркало заднего вида, а в нём — Ольга.

— Ксюша, пожалуйста. — Её голос дрожит. — Отвези нас к Алисе. Мы же зла ей не желаем. Ты наверное всё не так поняла…

Звук заведённого мотора нагнетает и без того искрящуюся атмосферу в салоне. Кажется — чиркни спичкой, и всё вспыхнет. Ксения — так точно.

— А я вообще ничего не поняла… Ни так, ни не так. Алиса сказала, что вы её силой удерживаете. Она вообще-то мне много чего сказала.

— Она сама ничего не знает. Как и ты, — Ян режет слова тонкими ломтиками. — Так куда ехать?

— Новиковская ферма. — Ксения хотела бы смолчать, но не смогла. В уме она уже молит о прощении и Алису, которую предала, и Мишу, в чей дом приведёт таких странных и непредсказуемых людей… Но она смалодушничала, выдав убежище, и неизвестно, что послужило тому основным толчком — суровый Костолом, не готовый принимать отказы, или мольба, застывшая льдинками на дне тёмных Ольгиных глаз. Какая уже разница…

Путь недолог, и едва машина подъезжает к ограде, едва глохнет мотор, а все трое ступают на потрескавшуюся землю, с интересом оглядывая угодья, невероятный крик пронзает тишину вокруг. Истошный детский крик.

— Алиса! — Ольга срывается с места, рывком распахивая калитку, благо та оказалась не заперта.

На сердце у Ксюхи холодеет — неужели инвалид что-то сделал с девчонкой, пока её не было? Или не он, а кто ещё похуже?

Вместе с Яном они залетают во двор следом за обезумевшей от страха Ольгой. Увиденное утешает и пугает одновременно. Девочка, с виду целая и невредимая, носится по огороду, топча грядки и под ноги совсем не глядя. В руках у неё телефон, на лице — гримаса ужаса. Собака у будки по-прежнему рвётся с цепи, выдавая уже не лай, а жалкий хрип: кажется, ещё чуть-чуть — и задохнётся. Вокруг больше никого не видать.

— Почему здесь сеть не ловит? Почему? Помогите! Помогите!

Алиса и не сразу замечает нагрянувших посетителей, а заметив — всех троих — сперва застывает в растерянности, но вскоре, вопреки Ксюхиным опасением, бросается навстречу матери и дяде.

— Звоните в скорую, звоните. Этот мобильник ни фига не ловит. Миша… Я не знаю, что с ним. Я не знаю! Он уже полчаса…

— Что? — Дядюшка хватает племянницу за локти, склоняется над ней, заглядывая в лицо, легонько встряхивает.

Вместо доходчивого ответа та лишь тычет пальцем в сторону крыльца.

Там ничего нет. Только коляска у основания пандуса — заваленная набок и пустая.

Не сговариваясь, все четверо бросаются к дому. Мишу находят на веранде — за перилами со двора его не было видно. Неестественно свернувшись, он лежит на полу, потряхиваемый крупной дрожью. Невозможно сказать, в сознании ли он. Глаза открыты, но на движение вокруг никак не реагируют. Пухлые губы — бледные, застывшие — плотно сжаты, словно прикусаны изнутри. Лоб гладкий и абсолютно сухой — и это в жару под тридцать.

— А что если я на крышу залезу — может там сеть поймаю? — несмело предлагает Алиса, всё ещё сжимая во влажной ладошке чужой мобильник.