Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Однажды ее навсегда приняли в свой круг Арсений Тарковский, Аркадий Штейнберг, Мария Петровых ну и, конечно, Семен Липкин. Они близко дружили много счастливых, несмотря на внешние обстоятельства, лет.

И в какой-то момент в цыганской гриве Лиснянской стали появляться волосы явно из Серебряного века – ну, хотя бы потому что серебряные…

…В последний раз я видел Инну Львовну в Хайфе, в 2013-м, за год до ее ухода, в квартире дочери – с пальмой, врывающейся на балкон. Где она и умерла 12 марта, дожив до восьмидесяти пяти лет с небольшим. Из разговора помню главное: ее страстное желание приехать в Москву, в любимое Переделкино. Но перелета она бы уже не выдержала.

Потом ее сюда привезут хоронить. Рядом с любимым Семеном Израилевичем Липкиным…

Мне повезло быть его соседом по переделкинской даче.

Каждый день летом он гулял с палочкой по самой короткой улице городка писателей – улице Павленко, названной так в честь провокатора, доносчика и четырежды лауреата Сталинской премии Петра Павленко.

Шел мимо дачи Пастернака, ставшей Домом-музеем поэта, мимо дачи Константина Федина – последние годы здесь жили Андрей Вознесенский с Зоей Богуславской, доходил до дачи, первым жильцом которой был Ираклий Андроников, и возвращался обратно. Всех этих людей он хорошо знал, а с Пастернаком дружил, несмотря на существенную разницу в возрасте.

Часто, возвращаясь с работы, я его догонял. И начинался разговор – о чем угодно: об истории и литературе, о семиотике и антропологии, о генетике и кибернетике, о Сталине и Горбачеве, Ельцине и Путине, о политике и вариантах будущего…

Во всех этих и не только этих сферах уровень знания и понимания Вячеслава Всеволодовича Ив а нова был чрезвычайно глубоким. И я прекрасно понимаю, как и почему еще совсем юным он стал любимым собеседником Пастернака. Такое ощущение, что Ив а нов был энциклопедистом с детства. Это, кстати, о пользе домашнего образования. Его Вячеслав Всеволодович – прозванный родителями Комой – получил прежде всего именно от своих родителей: писателя Всеволода Ив а нова и актрисы Мейерхольдовского театра, переводчицы и мемуаристки Тамары Кашириной (Ив а новой). Конечно, с родителями повезло. А еще, как ни дико это звучит, повезло… с тяжелой болезнью, из-за которой маленький Кома стал одним из первых насельников Переделкина – лежать надо было на свежем воздухе – и не мог гонять мяч и собак, а вместо этих любимых мальчишеских занятий читал книжки.

В результате научился читать их так быстро, что толстые тома осваивал за час-два до уровня точного цитирования целых абзацев. И медленное чтение он тоже освоил – для всерьез художественных текстов и стихов.

Кстати, из-за того что про эти особенности Комы писатели быстро узнали, чуть не произошел конфуз. Вениамин Каверин принес ему увесистую рукопись своего нового произведения, чтобы узнать мнение, и вскоре встретил Кому на прогулке. Прошло чуть больше часа, но Кома уже успел все прочитать и хотел высказать Каверину свои соображения. Но вовремя остановился.

Это было уже в то время, когда Вячеслав Всеволодович стал ходить… А до этого лежал привязанным к кровати на террасе, через которую проходили все многочисленные гости отца. Так он с ними и познакомился, а с некоторыми и подружился. Не без пользы для них.

Вот что рассказывал сам Кома:

«Я в детстве был, наверное, единственным обитателем Переделкина, который читал все газеты и слушал радио. Пастернак, например, нарочно себя от этого ограждал. Помню, как я возвращаю Пастернаку рукопись его перевода “Гамлета”, которая осталась у нас после какого-то совместного чтения… И вот Борис Леонидович спрашивает: “А какие там новости в Польше?” Шел сентябрь 1939-го, началась мировая война – он ничего этого не знал! Другой случай еще удивительней. У нас в гостях были Федин и Леонов, и это, судя по событиям, год 1938-й. И я им говорю: “А знаете ли вы, что немецкие войска вошли в Австрию, что произошло присоединение Австрии к Германии?” Никто из них не знал! Сообщение было напечатано только в “Комсомольской правде», ни “Правда”, ни “Известия” его не дали. Тогда нужно было читать много газет, чтобы выудить нужную информацию. Так что я был главным в Переделкине политинформатором».

Вот вам и корни общественной и политической активности Вячеслава Всеволодовича. Он отнюдь не был божьим одуванчиком, занимавшимся наукой для науки, поэзией для поэзии. Потому и оказался народным депутатом в знаменитом «горбачевском» Верховном совете и, конечно, членом Межрегиональной группы вместе с Сахаровым, Афанасьевым и др., со многими – в частности с Сахаровым – дружил. И до последних лет жизни давал резкие оценки многим действиям власти. Ничего не боясь. Хотя, конечно, да, он был некоторым образом защищен своей всемирной известностью, своими многочисленными титулами и званиями. Другое дело – наших сатрапов это нынче не останавливает.