Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

— Давай, Филипыч! Садись!

Мотоциклы рвут с места, поднимая пыль и вспугивая с тутовника воробьев. Весь пивной ряд смотрит в сторону отъезжающей кавалькады щуплых рыцарей двадцатого столетия в больших шлемах из плексигласа. А в пыли, с заднего сиденья, Филипыч, повернувшись к толпе, кричит:

— Кэри-мэри-дэри-фэри!

Он показывает язык, ерзает на сиденье и улыбается. Все молча провожают его взглядом, и тут откуда ни возьмись, сбоку, за последним мотоциклом увязывается собака. Она долго бежит и лает, лает, потом, выбившись из сил, останавливается и, подняв морду, начинает выть.

Высоко над водой стоит мост. Солнце, отражаясь в воде бегущими бликами, освещает его снизу. Вдоль реки влево и вправо от моста песчаные пляжи. Метрах в ста от железной дороги пляжи перегорожены колючей проволокой. Это зона, которую охраняет солдат и куда заходить нельзя. За пляжами, подальше от реки, начинается лес. На мосту в выцветшей гимнастерке стоит солдат. На спине у него винтовка, в руках бинокль. Солдат внимательно наводит бинокль вниз, опираясь локтем на перила. Но в той стороне, куда он смотрит, в воде стоит бетонная опора от старого моста — бык. Он-то и мешает солдату. Солдат нервничает, переходит с места на место, но, как видно, ничего не получается. Солдат вытирает пот со лба и перевешивает с плеча на плечо винтовку.

Парит. Ласточки летают низко над песками. Там, внизу, где они летают, на пляже, лежит женщина. Она загорает без лифчика, а рядом с ней на белом кварцевом песке примостилась Оленька, ее дочь. Мама залепила нос листком подорожника, под голову положила журнал «Работница».

Оленька не может больше лежать без движений, как лежит мама. Она семенит ножками, поминутно встает, садится, перекрывая солдату видимость. Солдат нервничает. Он вытирает пот и тихо ругается матом.

Оленьке не хочется лежать. Ей хочется разбежаться и прыгнуть в воду. Она из-под руки смотрит на маму, выставив с обидой нижнюю губу вперед.

— Мам, а мам? Можно я побегаю…

— Нет, лежи.

Оленька смотрит на пикирующих в воду стрижей. Кажется, что они так и войдут один за другим в воду, но в последний момент черными кривыми линиями стрижи взмывают вверх, сворачиваясь в спирали по нескольку птиц сразу. Они ввинчиваются в тяжелый полуденный воздух, распадаясь вверху, словно лепестки мгновенно увядшего цветка.

— Мам, а мам… Я совсем чуть-чуть, а?

— Лежи.

Оленька отгребает в песке ямку и опускает в нее пальчик.

— А потом, когда дядя Володя приедет, можно будет, да?

— А откуда ты знаешь, что он приедет? — настораживается мама.

— Так если мы на дикий пляж идем, значит, приедет, да?

— Не знаю, с чего ты взяла… Почему это взбрело тебе в голову?

— Почему мне взбрело? Просто, когда мы…

— Ну ладно, хватит! — одергивает ее мама. — Сильно умная стала!

Весной Оленька переболела воспалением легких. Все лето мама приводит ее сюда на дикий пляж прогревать, часто загорает сама нагой. Все лето солдат простоял в дневной смене с биноклем у глаз.

Оленька видит, как на маму садится овод, который хочет ее укусить. Пока она тянет к нему ладошку, пытаясь его поймать, мама вскрикивает, бьет себя по ляжке рукой, и он падает к ней на обнаженную грудь. Мама стряхивает овода в песок, величественно, с колыханием двух белых чаш, переворачивается на живот. Оленька подбирает убитого овода, рассматривая его. Он разбит, раздавлен ударом чудовищной для него силы. Крылья мелко дрожат, лапки перебирают в судорогах пространство, в котором ему больше не летать. Солдат тщательно наводит бинокль и сразу опускает, подперев лицо рукой. Губы растянулись в длинную полоску, обнажая зубы. Он с тоской смотрит в воду. С высоты видно, как в глубине ходят большие рыбы. Вечером они поднимаются выше. Вечером, пересекая течение, вспарывая толщу воды, выворачиваются мощные скользкие тела, медленно погружаясь обратно. И тогда солдату кажется, что они похожи на русалок.

Оленька садится, делает могилку, опускает в нее овода, втыкая сверху палочку. Потом опять разрушает холмик, достает овода и вертит его перед собой.

— Мам, кто-то едет, — говорит Оленька.

Мама встает, прислушивается. Теперь отчетливо слышен нарастающий треск моторов. Словно лопнувший шар, раздается хлопок, звуки слышны громче вместе с голосами, перекрикивающими грохот. Мама застегивает лифчик.

Грохоча, зарываясь, в песок, на пляж въезжает Володя, за ним Тимур, еще два мотоцикла.

— Вода, вода, вода! — соскакивает с мотоцикла Филипыч и бежит, опережая всех.