Салли Николс - На что способна умница

А в нашей семье смерть уже побывала. Умер Билл. И все из-за меня. Из-за того, что я ему наговорила… и даже не извинилась. — Проходили недели, а эти мысли все сильнее тревожили ее. Билл извинился за то, что сказал ей, а ей в голову не пришло сделать то же самое. — Если умрет и Берни, и опять из-за меня… я этого не вынесу.

И ты должна была понять это без объяснений, — мысленно продолжала она, вдруг вскипев. — Любой понял бы такое. Что же это за человек, если принципы для него важнее жизни ребенка?»

— Дело не во мне, — попыталась объяснить она. — А в Берни! Я же тебе говорила! Нельзя просить других умирать за то, во что ты веришь!

— Отчего же? — Мэй находила доводы стремительно, как ее мать. — Ведь правительство так и делает, разве нет?

Эта капля стала последней.

— Почему бы тебе… — начала Нелл. — Почему бы тебе не остановиться , черт возьми? Хотя бы на минуту! Да, у тебя ловко выходит рассуждать, но это не одно и то же, и ты это понимаешь! Эти солдаты — они добровольцы . Мой отец — доброволец. Билл был добровольцем. И они ушли добровольцами на войну не потому, что их одурачило правительство, вовсе нет! А потому, что это их долг , потому, что они отважные , потому что хотели… хотели защитить свою страну! Защитить свои семьи! Не дать кайзеру явиться сюда и превратить Англию в проклятую Германию!

— Твой отец ни на что не соглашался добровольно! — Голос Мэй стал пронзительным. — И Билл записался в армию не потому, что был отважным! А потому, что ему осточертело сидеть дома и видеть, что к нему относятся как к ребенку! Ты сама так сказала…

Нелл вздрогнула, как от пощечины. Так нельзя. Просто нет, и все. Нельзя говорить тому, чей брат погиб, что он вовсе не был храбрым. Нельзя делать из него довод в споре. Надо же иметь хоть толику уважения, черт бы его побрал!

Что она за человек, эта Мэй, если даже такого не понимает?

Нелл не верила своим ушам. Не могла поверить. И так злилась, что, будь Мэй ее женой, ударила бы ее.

— Ни слова больше против моего отца! — потребовала она. — Или Билла! Мой отец добровольно ушел воевать с бурами, а это одно и то же! И пробыл там несколько лет, защищая тебя и твою глупую мамашу, хотя мог погибнуть в любую минуту, а тебе совести хватает насмехаться над ним! Да как ты смеешь хотя бы заикаться насчет Билла? Как смеешь, черт возьми? Ради всего святого, имей хоть каплю уважения!

Мэй побелела.

— Уходи, — сказала она.

— Ты послушай…

— Я не шучу. Вон отсюда немедленно и больше не приходи никогда.

— Ладно, и не подумаю! — Нелл вскочила, накопившаяся за год ярость заструилась по ее жилам. — Ни черта ты не смыслишь, ясно? — добавила она. И сплюнула на пол. — Надо было уйти еще несколько месяцев назад!

И она ушла.

Ей понадобилось пройти пешком немалое расстояние, чтобы выплеснуть гнев. Поначалу она была слишком зла, чтобы думать. В голове вертелось все то, что надо было сказать Мэй и ее идиотке-матери — взрослой женщине, которая считает, что помогать немецким пленным важнее, чем детям у себя на родине, чуть ли не на пороге дома! Господи ты боже мой! Но от быстрой ходьбы гнев постепенно начал утихать.

Поначалу она шагала куда глаза глядят по знакомым улицам Ист-Энда. Затем заметила, что ноги сами ведут ее к Кони-лейн, и свернула в сторону. Возвращаться домой было невыносимо. Она не выдержит тесноты этих комнат без тишины и покоя, без единого укромного уголка, где можно просто спокойно посидеть одной. К тому же мать обязательно спросит про Мэй, а этого она уж точно не вынесет.

«Не могу, — думала она. — Не могу».

И повернула в ту сторону, откуда пришла, к Виктория-парку. Быстрая ходьба пришлась ей под настроение в те минуты. Домой нельзя. К Мэй тоже. Ей некуда идти. Гнев уже выветрился, и она ощущала лишь усталость и неподъемный груз отчаяния.

Она ведь знала, что так все и будет. Шагала в сумерках и думала: она с самого начала предвидела такое. А как же иначе? И вообще, чем она могла привязать к себе такого человека, как Мэй? О книгах, которые читала Мэй, она и не слыхивала. Ей ни в жизнь не уследить за безумными скачками в ее рассуждениях (хотя втайне она не раз гадала, по чьей вине — ее или Мэй). Мэй считала своим долгом помогать немцам и пацифистам. А Нелл — облегчать жизнь обычным женщинам вроде ее матери и помогать таким солдатам, как ее отец, которые умрут без оружия. Они обе хотели мира и обе хотели голосовать. Только смотрели на одно и то же под настолько разными углами, что удивительно, как они вообще надеялись хоть когда-нибудь понять друг друга. На какую совместную жизнь они могли рассчитывать? Где бы они могли жить? Чем заниматься?