Ева Север - Трасса Ноль

Чепуха. Ничего уже не будет хорошо, и обоим это очевидно.

Выбор сделан, и тут уж ничего не изменишь. Сид прикрыл за собой дверь и выскользнул в плесневелый мрак подъезда. Он точно знал, где хочет провести ночь.

Разве в мансарде с видом на крыши его ждут не больше?

Когда утром Сид пришел домой, он еще в прихожей услышал голос Яны. Приглушенный и будничный, с дежурно-телефонными интонациями, он звучал успокаивающе.

Первой мыслью пронеслось: «Ищет жилье. Все правильно поняла. Молодец!»

Из комнаты неумолимо-громко долетела фраза:

– Да, я хочу подтвердить свою запись на аборт. На следующей неделе прекрасно. Спасибо.

Сид замер. Он стоял посреди пыльной прихожей, и в голове его было пусто, как в бутылке, болтающейся на волнах ледяного залива.

Он сделал над собой усилие и шагнул вперед. Сейчас он войдет в комнату и что-нибудь скажет. Сейчас. Сид провел рукой по затылку. Надо же, уже отросла щетина…

Дверь резко распахнулась, и на него едва не налетела Яна. Она вздрогнула, ее глаза испуганно расширились.

Сид молча смотрел на подругу. Бледная, в его толстовке, она прижимала к груди телефон. Тишина в прихожей стала настолько густой, что казалось, само время растерянно замерло.

Уголки Яниных губ чуть дрогнули, она едва заметно пожала плечом и прошла мимо Сида на кухню. Золотые волосы легко хлестнули по его кожаной куртке.

Сид не пошел за ней следом. Да и что он мог бы ей сказать? В конце концов, она ведь все поняла правильно. Все к лучшему.

На кухне тонко засвистел, нагреваясь, старый медный чайник.

В январе ударили морозы. На подоконнике намело огромную шапку снега, а по ночам ветер завывал пронзительно, как стая голодных упырей. В дом прокрался безжалостный холод, и Яна почти все время лежала в постели.

Она так ослабела, что пледы и одеяла каменным саркофагом давили на ее высохшее, как прутик, тело. А впрочем, не помогали и они. Тело просто не могло согреться, и все тут. Комната с белыми стенами словно застыла – пустая, мертвая и холодная.

Сиду Яна просто сказала: «Я болею». Он ответил равнодушным кивком. Все и так очевидно, зачем что-то объяснять?

Все праздники Сид разрывался между работой (последний месяц программы в Автово) и подготовкой к гастролям – такова была официальная версия. На деле Яна день за днем наблюдала, как он тайком собирает вещи – гораздо больше вещей, чем могло бы понадобиться на гастролях.

Она прекрасно понимала, что это значит: Сид больше не вернется домой. Эта нехитрая истина жгла смертоносным ядом, высасывала из Яны последние силы.

Удержать бы его! Но как, чем? Да и можно ли винить Сида? Разве хоть кто-то захотел бы оставаться в этом выстуженном доме-склепе?

В хорошие дни Яна бесконечно цедила едва теплый травяной чай, жгла толстые свечи с запахом корицы и листала потрепанный томик – дневник Анны Франк.

В плохие дни тревожные мысли метались по кругу, разрывая виски острой болью. Тогда Яна готова была молиться на резную деревянную шкатулку Сида, что стояла в углу пыльной полки. Хвала добрым духам, там еще оставалось достаточно гашиша – целая плитка, терпко пахнущая теплом и солнцем афганских полей.

Яна курила до тех пор, пока грани реальности не стирались, приоткрывая дверцу в блаженно-зыбкую полудрему. Тогда долгие вечера уже не казались такими безнадежно-одинокими.

Как раз в такой вечер и позвонила Лиза.

Сид был тогда в ванной, вот уже второй час оттуда доносился шум воды в сопровождении тягучего блюза. Яне не составляло труда представить, как он сидит, скорчившись под горячими струями, и блаженно покачивается под звуки саксофона. Его глаза прикрыты, губы едва заметно раздвинуты в улыбке.

В последнее время Яне больше не требовалось вылезать из постели и идти куда-то, чтобы все увидеть. Достаточно было лишь прикрыть усталые веки и отрешиться от ощущений тела. Яна уже вполне овладела этим умением, и теперь любые картинки настоящего послушно вставали перед ее внутренним зрением – стоило только захотеть.

Из состояния легкого транса ее вывело жужжание телефона на краю стола. Конечно, это был телефон Сида – ее собственный молчал уже много недель подряд.

Не помышляя ни о чем дурном, Яна с любопытством потянулась к столу. Увидев на экране короткое имя (а ведь когда-то оно было роковым, при его звуках сердце болезненно сжималось!), она не вздрогнула и даже не удивилась. Просто время логично завершило очередной виток, все повторяется. Это показалось до скуки нормальным.