Ева Север - Трасса Ноль

Ника сощурилась и кивнула:

– Да, я сохранила тебе работу.

Сид уставился на партнершу, не находя слов. Ника тряхнула рыжей гривой и сделала крохотный шажок навстречу. Ее тонкие губы дрогнули, готовые расплыться в улыбке.

– Зачем?

Улыбка застыла, не успев родиться. Золотистые брови метнулись к переносице.

– Зачем ты это сделала? – настойчиво повторил Сид.

Ника отвела глаза и неловко, скованно пожала плечами.

– А кто будет программу дорабатывать? А в Дубай я что, одна поеду?

Ее голос звучал грубовато-шутливо и совсем не соответствовал застывшему бледному лицу.

«Врешь! Нелепые отговорки! Зачем?!»

Сид так и впился глазами в лицо девушки, пытаясь отыскать настоящий ответ. И ему удалось! Ника не выдержала его взгляда, на секунду ее невозмутимая маска дала слабину: подбородок дрогнул, губы испуганно сжались, словно пытаясь удержать невысказанные слова.

Пораженный до глубины души, Сид затаил дыхание.

Гордость Росгосцирка, несгибаемая Николь Мишуровская любит его. Даже после того, как он предал ее, бросил лонжу – все равно любит.

Она может врать сколько угодно: про гастроли в Дубае и что коней на переправе не меняют (меняют! От прошлого партнера ведь избавилась!). Это неважно. Теперь Сид точно знает правду, и больше уже никогда не забудет ее.

Он шагнул к Нике, протянул руки ей навстречу.

– Спасибо. Прости меня. Я…

– Заткнись. Избавь меня от сцен раскаяния, ненавижу эти сопли!

Еще одна ложь. Николь Мишуровская не прощает чужих ошибок и всегда требует прогиба по полной программе. Это Сид твердо усвоил на собственном опыте.

А Ника уже подхватила со стола чайник:

– Садись! Кофе хочешь?

Сид поймал ее за рукав, крепко сжал тоненькое запястье. Оставалась последняя вещь, которую он должен знать.

– Николь. Кто вчера был в зале?

Вопрос попал в цель. Ника дернулась, словно от удара, и опустила голову. Сид даже через толстую ткань свитера ощутил, как забилась жилка на ее запястье.

Молчание тянулось так долго, что он решил: Ника не ответит. Но наконец она подняла глаза и выдавила дрогнувшим голосом:

– Моя мать. Мы не виделись шесть лет, с тех пор как я…

– Ушла из цирка. Да, знаю. Прости!

Ника кивнула. Ее глаза предательски блестели. Сид еще раз пожал ее руку.

– Прости, Ника! Это больше не повторится.

Ее лицо прояснилось, губы тронула усмешка. Ника подмигнула:

– Я знаю. Забыли.

Впервые за сутки Сид ощутил, как ледяная лапа, сжавшая сердце, втягивает когти и ослабляет хватку.

Он вернулся домой уже в сумерках. Яна все еще лежала в постели. Она оставалась там все время, пока Сид, заложив руки за спину, говорил неестественно спокойным голосом.

Ему удалось вернуться на работу. Яна ведь понимает, им очень нужны деньги. Он сам не рассчитывал, что все так выйдет. Но его позвали обратно, и, конечно, он не может отказаться.

Сид сам удивлялся, как гладко ложатся все слова, что он заготовил по пути домой. Яна слушала, не перебивая.

В конце концов он умолк. С минуту в комнате было тихо. Нехорошая такая тишина – мертвая, полная лжи и недосказанности.

Когда Яна заговорила, ее слова падали как ледышки:

– Хорошо. Я все поняла. Без проблем.

На ее лице не дрогнул ни единый мускул, глаза оставались сухими.

Сид вздохнул, нервно провел ладонью по гладкому затылку.

Почему все так выходит? Он ведь не хотел, чтобы ей было больно. Просто так случается каждый раз, стоит Сиду впустить кого-то в сердце. Каждый.

Мелькнула подлая мыслишка: а может, хватит на сегодня? Он мог бы сказать это завтра…

Лучше всего ему сейчас уйти, дать ей время все осознать, свыкнуться с мыслями, что все решено и ничего не изменишь. Закончить бы разговор прямо сейчас, лишь бы больше не смотреть в потерянные глаза взъерошенной девчонки, столбиком застывшей в его постели. Рука словно сама собой конвульсивно легла на ручку двери.

Нет уж. Входить в ледяную воду лучше быстро. Если резать, то разом. Сид опустил глаза и выпалил:

– Это еще не все. Мы не едем на Озеро.

– Что?

Вот теперь он ее точно добил. Янин голос звучал так, будто ей сказали, что она неизлечимо больна.

Сид мучительно закусил губу.

– У меня гастроли в Дубае. Выезжаю через три недели. Это надолго. Прости.

Яна не ответила. Она медленно-медленно отвернулась к окну и застыла с неестественно прямой спиной.

Сид стоял в дверях, сжимая и разжимая кулаки. Дурак! Он прекрасно понимал, что должен что-то сделать: броситься к ней бегом, кричать, что пошутил, просить прощения. Обнять худенькие плечи и прижать к себе безвольное тело, немедленно утешить. Все еще будет хорошо, и Озеро от них никуда не денется. Сид съездит на гастроли, а Яна обязательно дождется его.