Ева Север - Трасса Ноль

« Что могло там упасть с таким грохотом?»

Сейчас он пойдет и проверит. Сейчас. Вот только уймется дрожь в коленках.

Сид нервно провел ладонью по гладкому затылку, шагнул вперед и порывисто распахнул дверь в коридор. Темный, совсем пустой…

Рыжеволосый мальчик стоит в коридоре. Пол холодит голые пятки, стоять в трусиках и майке зябко. И все же мальчик медлит, переминается с ноги на ногу.

Из-под плотно прикрытой двери стелется полоска света. Свет такой уютный и манящий. Еще оттуда доносится музыка. Чарующе-хриплый и невыносимо нежный голос то опускается до вкрадчивого шепота, то крепнет и словно растворяется в звуках гитары и клавишных.

Колыбельная, решил мальчик. Ему показалось, что пели об одуванчиках на летнем лугу.

Наконец собравшись с духом, он толкает дверь и замирает на пороге.

В комнате горит одинокий ночник под рыжим абажуром, тусклый свет смягчает острые углы, оставляя только самое главное.

А главное – это приземистая тахта в дальнем углу. На ней спит, раскинув руки, худенькая девушка в голубом платье.

– Мама!

Мальчик семенит вперед, несмело подбирается к тахте. Снова переминается с ноги на ногу.

– Мама, проснись, – тоненький голос больше смахивает на мышиный писк.

Бесполезно. Девушка спит, только зрачки беспокойно мечутся под закрытыми веками. Вокруг глаз залегли глубокие тени.

Мальчик разглядывает косу с выбившимися из нее белокурыми прядками, потухшую сигарету, зажатую между пальцев. Наклонившись вперед, он теребит мать за плечо:

– Мама!!!

Где-то хлопает дверь, раздаются тяжелые шаркающие шаги, и мальчик испуганно втягивает голову в плечи, опрометью несется к дверям, но уже поздно.

– Ах ты, паршивец! Сколько раз тебе говорили: сюда не шастать?

На пороге застыла суровая прямая фигура в полосатой пижаме. Кустистые брови, седые виски, цепкий взгляд со строгим прищуром.

Мальчик мямлит, слегка заикаясь от волнения:

– Деда, я только на минутку… Я к мамочке.

– Спит мать, не видишь? – Дед откашливается и опускает руку мальчику на плечо. – И пусть себе спит…

Мальчик поднимает голову, пытается заглянуть деду в глаза. Но тот сверлит взглядом тахту, и горько поджимаются губы, и мелко подрагивает гладко выбритый подбородок.

– Деда, а почему ее никак не разбудить? – тихонько спрашивает мальчик.

Тряхнув головой, дед переводит строгий взгляд на внука.

– Потому что ночь на дворе, только ты барагозишь. А ну, марш в кровать, живо!

Мальчик тихонько вздыхает и покорно плетется обратно в холодный коридор. Уже там его настигает голос деда:

– Ты чего вставал-то? Описался снова?

Мальчик виновато шмыгает носом.

– Не беда, боец… Сейчас переоденемся.

Сид стоял в коридоре, судорожно сжимая кулаки.

Хотелось думать, что завтра, в будничном утреннем свете, он будет со смехом вспоминать этот приступ паники. Хотелось, но пока не верилось.

Собрав всю силу воли, он рывком повернулся направо. Пусто, смутно белеет в темноте закрытая дверь. И все та же тишина.

Сид облегченно вздохнул и, уже не спеша, повернул голову влево.

Входная дверь не заперта, язычок замка упирается в косяк.

Все еще не веря своему счастью, на негнущихся ногах, Сид подошел к двери. Легонько толкнул ее и замер в ожидании.

С лестницы потянуло сквозняком, и входная дверь с грохотом захлопнулась, замок снова ударился о косяк.

– Shit! – Сид расхохотался своим обычным легким и чуть нервным смехом.

«Идиот, ты просто не запер дверь. Как всегда…»

Все еще смеясь, покачивая головой, он захлопнул дверь и ощутил, как по телу пробежала жаркая волна. Чувство опьянения вернулось и накрыло с удвоенной силой.

Значит, все снова в порядке. Снова можно вернуться к уютному свету свечей, сиреневому оленю и резному жирафу – его извечным ангелам-хранителям. Сид глубоко вдохнул и побрел в комнату, слегка пошатываясь на ходу.

Проходя мимо зеркала, он на минуту остановился. С внимательным прищуром вгляделся в смутно маячившее отражение.

– Придурок старый! Сколько лет уже, а все темноты боишься…

Сид прыснул, но веселье уже куда-то ушло. Он щелкнул зажигалкой и поднес огонек к глади стекла.

Из зеленоватого сумрака на него внимательно смотрели пронзительные глаза храбрящегося мальчишки. Из глубины расширенных зрачков плеснула паника.

В дрожащем свете зажигалки неожиданно четко вырисовались все его морщинки.

– Надо же, совсем как у Лизы, – Сид озадаченно провел пальцем вдоль краешка губ. – Старый ты стал, buddy. Совсем старый…