Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

— Новая трансплантация, да, — подтвердил профессор Альдерманн.

Они вместе шли по клинике. Альдерманн вел их в комнату Горана. Мира продолжала сжимать в своей левой руке правую руку Фабера.

«Как никогда раньше, я был счастлив в ту ночь, когда понял, что снова могу писать. Я и подумать не мог, что могу быть так несчастлив, как никогда в своей жизни, но так должно быть, гинкго-билоба, так должно быть». Юдифь Ромер уже тогда все это предвидела в то утро, когда я привез сюда Горана с гастроэнтеритом, в тот момент, когда так устало и печально посмотрела на меня.

Они подошли к двери в палату Горана. Альдерманн открыл ее и пропустил вперед себя Миру и Фабера. Затем он вошел сам. Двое врачей стояли рядом с кроватью Горана — Мартин Белл и Юдифь Ромер. Оба обернулись к вошедшим и молча кивнули им в знак приветствия.

Когда они отошли в сторону, стало видно Горана.

Мира застонала и опустилась на табурет, ноги не держали ее. Фабер замер как вкопанный.

«Дежавю, — подумал он. — Такое я уже однажды видел. Такое уже приходилось пережить. Так выглядел Горан, когда я впервые вошел в эту палату и увидел его. Он больше не мог лежать, и его переполненный жидкостью, гигантски раздутый живот не давал ему дышать. Он сидел в кровати под углом в сорок пять градусов, вот так же как сейчас».

Глаза стали точно такого же цвета, что и все остальное тело. На голой груди снова видны следы крохотных кровоизлияний и гематом. У Горана появился точно такой же живот, как и у маленького Робина. Он исхудал, подобно пятилетнему малышу, который страдал раком, и, как было уже однажды, его губы полопались. Дежавю. Дежавю. Рядом с кроватью снова стоит стойка с капельницей. Содержимое бутылки золотисто-желтого цвета каплями стекает по трубке и игле в канюлю. Кормят его искусственно — все, как и раньше. Все было напрасно. Все зря.

— Нам очень жаль, — тихо проговорила Юдифь Ромер. — Так жаль, фрау Мазин, господин Фабер.

— Горан, — придушенно вымолвила Мира. — Горан!

Он не ответил. Дыхание вырывалось с трудом.

— Он в том же состоянии, в котором вы его видели, когда пришли сюда в первый раз, — прямо обратился к Фаберу Белл. — Он не совсем в сознании, большую часть времени он спит, потом наполовину просыпается, почти не слышит, потом все снова плохо…

— Горан! — громко крикнула Мира. — Горан, сердце мое!

Мальчик посмотрел на нее затуманенным взором окрашенных зеленым, коричневым и черным глаз, неподвижно и невыразительно. Напротив его кровати на стуле лежала и висела его чудесная форма «Эйр Джордан».

— Трансплантация в таком состоянии — это вообще возможно? — спросил Фабер, обернувшись к Беллу.

— В таком состоянии должно быть возможно все, — ответил Белл.

— Вы уже распорядились, чтобы… — Фабер замолчал.

Юдифь Ромер посмотрела на него. Ее губы дрогнули. Она поняла. Белл нет.

— Распорядились? — переспросил он.

— Так вам ничего не известно? — шепотом спросила Юдифь Ромер.

— Что мне еще неизвестно?

— Вы им не сказали, господин профессор? — Юдифь Ромер перевела взгляд на Альдерманна.

Тот покачал головой и опустил глаза в пол.

— Что? — спросил Фабер. — Что еще вы нам не сказали, господин профессор?

Альдерманн поднял глаза.

— Горан против пересадки, — проговорил он.

— Он против…

— При любых обстоятельствах. Мы говорили с ним, еще раз и еще и еще. Мы сказали ему, что это единственная для него возможность остаться в живых. Он повторяет одно и тоже.

— Что?

— Не хочет еще раз пережить все, что ему пришлось пережить. Не хочет снова терпеть эти мучения. Ему почти исполнилось шестнадцать лет. У него есть право решать, жить ему или умереть. Никакой новой трансплантации. Он никогда не даст своего согласия.

В наступившей за этим тишине Горан громко и отчетливо проговорил:

— Никогда…

«Вот он снова, — подумал Фабер. — Вот наконец он снова появился».

Туннель.

Через три дня, 12 сентября 1994 года, Роберт Фабер получил опеку над Гораном Рубичем. В прошедшую пятницу пришло письмо от приветливой женщины-судьи по семейным делам из суда восьмого округа. Она сообщала, что все документы оформлены и он может их забрать.

Мира плохо себя чувствовала, так что он один отправился в учреждение, которое располагалось буквально в нескольких шагах от Детского госпиталя Св. Марии. В этот понедельник было очень жарко.

— Вы с фрау Мазин были у меня 23 июня, — сказала судья и провела рукой по своим седым волосам. — Прошу прощения, что это затянулось так надолго, господин Фабер. Это произошло не специально. Просто в нашем управлении по делам молодежи не хватает сотрудников. Теперь у вас все хорошо, не так ли? — Она улыбнулась, и вместе с этим в уголках ее глаз появились многочисленные мелкие морщинки.